— Да как обычно, через четыре часа. — ответил он.

— В ночное время я бы усилил караул, как бы массой не задавили!

— Побоятся! — успокоил меня воевода.

Вернувшись, я сказал Матвею, чтобы усилил караулы на стене и установил все пять пулеметов, направленных в сторону лагеря татар. Ночью меня разбудил голос «Хранителя»: «Просыпайся, тревога, татары!». Соскочив с кровати, я побежал к генератору и завел его, отрезая город от лагеря татар. Поднялся на стену, в зареве костров мелькали силуэты, слышались крики и выстрелы из пушек, звон железа и вопли раненых. Я достал из сумки осветительную ракету и выстрелил. Яркий искусственный свет залил всю округу. Черная масса людей уже залила позиции пушкарей, и эти пушки разворачивались против города. Откуда-то у татар появилось оружие, и первые стрелы прошелестели у меня над головой. Я кинулся к пулеметам, расчеты спокойно ждали приближения татар. Первый номер жевал с чем-то кусок пирога, его помощник набивал вторую ленту патронами, что-то бурча под нос о жалельщиках врагов. Первые ряды несли щиты, которые они бросали на колючую проволоку, и перебирались через нее, но тут заговорили у нас противопехотные мины, расставленные между рвом и колючей проволокой. Взрываясь, они выводили из строя сразу же нескольких врагов, но те, видя, что ворота уже рядом, рвались вперед по трупам своих товарищей.

Подпустив их поближе, разом заговорили все пять пулеметов, вырезая кинжальным огнем первые ряды неприятеля. На пулеметчиков посыпался град стрел. Запустив еще одну ракету, чтобы видно было врага, я посоветовал пулеметчику перенести огонь на лучников, которые находились чуть подальше от первых рядов и имели возможность прицелиться. Он кивнул и, чуть подняв ствол «Максима», начал выкашивать лучников. Нахлынувшая волна татар, ударившись о «гранитный берег» крепостной стены, отхлынула обратно. Вскоре, при свете следующей ракеты, я увидел, что к стенам города подкатывают пушки, захваченные ночью у охраны лагеря. Зарядив красную ракету, я запустил ее в ночное небо, давая сигнал своим людям о начале атаки. Хотя это был старый сигнал, но в этом мире ракетница была только у меня, и только я мог дать такой сигнал.

Загрохотали пушки, и один из пулеметов смолк. Я бросился к нему. Первый номер лежал мертвый возле разбитого пулемета, второй, молодой парень, зажимал здоровой рукой предплечье, откуда сочилась черная кровь. Быстро зубами разорвав упаковку бинта, я стал туго бинтовать ему руку, несмотря на боль от напряжения в плече. Вскоре кровотечение остановилось, и я, вкатив ему обезболивающего, отправил в воинскую избу. Повсюду уже раздавались команды, распределяя воинов, и вскоре залпы из пищалей начали прорежать ряды врагов. И вот, когда новая волна начала накатываться на город, из леса, под мощными сигналами, освещая фарами ночное поле боя, двинулись на врага мои «монстры». Зажатые с двух сторон, они бросились в сторону обрыва, падая от пуль, визжа от ужаса, но жалости к ним уже не было. Вырезано двести с лишним человек, и поэтому я дал команду воеводе добить всех. Бойня продолжалась до рассвета, прижатые к обрывистому берегу Северного Донца, освещаемые фарами, они падали от стрел и пуль, выжигались от огнеметов. Тех, кто в отчаянье кидался с саблей в атаку, встречали копьями.

К утру все закончилось. Попросил привезти раненых для допроса. Привезли троих, раненых в конечности, но уже перевязанных. Дал понять им через толмача, что от их ответов зависит их жизнь. Задал первый вопрос: «Где взяли оружие?». Ответил пожилой татарин, на русском языке с небольшим акцентом:

— Привез ваш человек из города, на двух телегах, спрятанное под провизией. Сказал, что вы не ждете нападения, и что злые духи ушли от вас, и некому защитить город!

— Если покажу всех, узнаешь его?

— Узнаю, господин Повелитель джиннов!

— Ну, а вы что можете дополнить? — спросил я остальных татар.

Один угрюмо молчал, а другой что-то со злостью сказал и плюнул перед собой.

— Что он сказал? — спросил я первого татарина.

— Нехорошо он сказал, о Повелитель джиннов!

— Говори!

— Назвал Вас продавшим душу шайтану и проклял! — тоскливо сказал он и с жалостью посмотрел на товарища.

Я же, достав пистолет, выстрелил в осмелевшего татарина. Этого фанатика было не исправить. Он будет убивать всех русских, так как искренне нас ненавидит. Засучив ногами от пули в животе, он вскоре затих. Снова задал вопрос ко второму, который до этого молчал. Тот, видя, что последует, если он не будет говорить, тоже начал сотрудничать. Оказывается, он по специальности «колесник», делает колеса на телеги, и он, как мастер, заметил особенности на правом заднем колесе у одной телеги. Спица была перевязана кожаным шнурком, так как была треснутой. Вот поэтому признаку можно найти этого человека.

— А ты сможешь его узнать, если увидишь? — спросил я.

— Можно попытаться, я ведь видел его мельком. Телегу рассматривал, да колеса. Но голос запомнил, у меня на звуки очень хорошая память! — закончил он и с надеждой посмотрел на меня.

— Отведите их в холодную, накормите, и готовьтесь к десяти на построение! — приказал я воинам воеводы.