Отец все стерпел, за что и был возвышен, по Божией воле, из сельского священника на бедном приходе до столь высокого положения, которое позволило ему находиться и молиться у кровати умирающего Патриарха.
Посещая архиерейские службы в Минском кафедральном соборе, я был свидетелем горячей любви минчан к отцу.
В 1990 году была создана Брестская и Кобринская епархия и отец получил назначение «быть епископом Брестским и Кобринским».
Первое время ему пришлось жить в Бресте в гостинице «Интурист», неподалеку от кафедрального собора.
Я никогда не слышал от отца жалоб на условия проживания, хотя приезжая к нему в гости замечал, что в гостиничном номере стойко держится табачный запах от бывших проживающих, что гостиничный шум проникает в номер, мешая молитве и краткому отдыху.
Наконец был отремонтирован епархиальный домик и отец поселился в нем.
Владыка жил очень скромно. Его жизнь была примером полного самоотречения от излишеств в быту, в одежде, в питании.
Обстановка комнат, в которых отец проживал с келейником, была по-монашески строгой и скромной.
Спальное место владыки Константина в архиерейском домике
Такими же были и бытовые удобства, но отец был всем доволен и, отказываясь от предлагаемых, по его мнению, излишеств, говорил: «Я старый и вещи должны быть старыми». Особенно меня умиляли простые напольные деревенские коврики, которые были в комнате Владыки.
Люди любили отца за простоту в общении, за терпение, за скромность, за жизнерадостный и гостеприимный характер и за многое другое, в том числе и за его благообразную внешность: большая окладистая белая борода, искрящиеся добротой голубые глаза.
Работая с научными работниками и инженерно-техническим персоналом я, как и все руководители, иногда испытывал определенные трудности в общении с ними. Решил спросить у отца совета и услышал: «все люди немного больны головкой, и ты и я тоже, только одни чуть меньше, другие чуть больше и поэтому на странности человеческие надо реагировать спокойно, а главное помнить – чем больше у человека странностей в поведении, в разговоре, в поступках тем больше он болен, а больных надо жалеть и прощать».
Когда я пожаловался отцу на трудности, он выслушав сказал, что «бывает хуже», потом поразмыслив я мысленно соглашался и успокаивался.
На вопрос к отцу: «Как вы себя чувствуете?», отвечал: «Слава Богу болею». Это всегда вызывало улыбку собеседника, но при этом давалась высокая оценка мудрому ответу.
Как-то брестский гость стал за ужином высказываться недружелюбно в адрес действий правительства. Отец молча выслушал и, обращаясь к гостю, сказал: «Так вам уже пора идти на автобус, а то опоздаете на последний». Гость все понял и ушел.
Отец очень часто при общении произносил слова: «простите меня» и это звучало душевно, искренне и с любовью.
Запомнился поучительный урок смирения и терпения, который отец преподнес мне, когда я находился с женой у него в гостях в Бресте. Было это на первый день Пасхи в 1994 году.
Рано утром, после пасхального богослужения, отец пришел домой из храма очень усталый. Мы разговелись и отец лег отдохнуть. В это время раздался стук в дверь, и я увидел людей, которые пришли с просьбой освятить им куличи и яйца. Они сказали, что они были в других храмах, но после ночной службы священники уже уехали домой.
Владыка поднялся с кровати, попросил меня помочь одеться, и вышел к людям. Отец безропотно читал молитвы и освящал куличи, а люди все подходили и подходили. Когда я попросил отца отдохнуть, он ласково сказал: «А терпение, сынок?».
Смирение и кротость отца были проявлены им в терпеливом ожидании разрешения от властей на поездку в Англию, для встречи с родным братом Иваном, которого отец очень любил и очень хотел с ним увидеться после длительной разлуки. В гражданскую войну на фронте Иван был тяжело ранен, попал в плен к англичанам, потерял ногу, женился в Англии и там остался. Выдача разрешения затянулась на такое длительное время, что брат умер и отец, не получивший возможности увидеться с родным братом, был растроен до слез. Гнева, раздражения и осуждения такого бесчеловечного поступка чиновников я от отца не услышал.