Любовь прихожан к отцу и его христианский образ жизни раздражали уполномоченного по делам религий при Гомельском облисполкоме.

В 1962 году я приехал в Добруш к родителям в отпуск (после окончания института в Ленинграде). В церковный двор зашел уполномоченный по делам религий, увидев меня во дворе и узнав, что отца дома нет, посмотрел на цветочную клумбу и зло сказал в адрес отца: «Устроил тут рай на земле! Пусть зайдет в Исполком ко мне». Оказалось, что уполномоченный решил убрать отца из г. Добруш. Он обвинил его в том, что отец крестил ребенка коммуниста, который, якобы, не давал на это своего согласия. Отец был насильственным путем «в 24 часа» переведен на приход в маленькую деревню Красное Гомельской области, где была домовая церковь. Перевод был оформлен кощунственно: «по собственному желанию». Не выполнить требование уполномоченного «убраться в 24 часа» было нельзя, так как справка, дающая право работать священником, была бы уполномоченным отнята немедленно.

Для проживания в деревне Красное была арендована у одного из жителей старенькая избушка, в которой хозяин держал кур. С помощью прихожан избушку за ночь привели в порядок, а я с товарищами всю ночь перевозил на грузовой машине из Добруша родительские вещи и мебель. Родители прожили там до 1969 года (до смерти мамы). Слова умирающей мамы: «Береги отца, он у тебя святой», помню всегда.

Спустя год после переезда отца в деревню Красное я поехал к уполномоченному, чтобы выяснить почему он не оставляет отца в покое, чиня все новые к нему придирки и угрожая отправить его в "гардеробщики, сторожа или дворники". Мой разговор с уполномоченным длился недолго. Я начал его словами: «Прошу Вас поговорить со мной не как уполномоченный по делам религий с сыном попа, а как коммунист с комсомольцем и объяснить мне причину столь негативного отношения к отцу». На этот вопрос уполномоченный ответил: «Когда я был комсомольцем и увидел у своей матери крестик, я перегрыз его зубами. Раз ты не борешься с иконами и другими религиозными предметами отца ты для меня не комсомолец». Вскоре единственный сын уполномоченного покончил жизнь самоубийством. Видимо это явилось причиной пересмотра им воинствующего атеистического поведения, потому что в 1969 году, после смерти моей мамы, он дал отцу положительную характеристику, которая позволила ему принять монашеский постриг и переехать для проживания в Жировичский Свято-Успенский монастырь под покров чудотворной Жировичской иконы Божией Матери. Прощаясь с отцом уполномоченный неожиданно сказал ему: «Если вам будет нужна моя помощь, обращайтесь».

Предсказание юродивой начало сбываться в 1969 году. Отец был вызван в Минскую епархию, где архиепископ Минский и Белорусский Антоний (позднее митрополит Ленинградский и Новгородский) благословил отца на монашеский постриг с именем Константин и на переезд в Жировичский монастырь (Гродненская область). Отец более 17 лет был Наместником в этом монастыре.

Назначение отца наместником Жировичского Свято-Успенского монастыря произошло в годы активного богоборчества.

Несколько раз монастырь был под угрозой закрытия. Как мне довелось слышать от людей, во многом по стараниям наместника архимандрита Константина, у монастырской братии с местной властью сложились бесконфликтные отношения. Денежными переводами, посылками с вещами и продуктами, а также деньгами, которые привозили паломники (деньги собирались верующими по деревням, поселкам, городам), православные люди поддерживали Жировичскую обитель.

«Мир не без добрых людей и, с Божией помощью, православные люди нас найдут и помогут выжить» твердо верил отец и много, много молился.

Были случаи, когда авторитетные у местных властей руководители колхозов и предприятий бескорыстно помогали монастырю продуктами и овощами (в те годы земля монастырю не выделялась), строительными материалами для ремонта монастырских зданий и построек.

Я был свидетелем добрых и заботливых отношений к отцу директора Слонимского предприятия А. А. Данилина, который не только помогал монастырю овощами (картошкой, капустой, свеклой), но и успокаивал отца словами: «Мы не позволим закрыть монастырь, пока живы». Повесив в своем служебном кабинете большой портрет отца, он объяснял, что «портрет этого человека повышает у меня производительность труда».

Как-то я был свидетелем приезда в монастырь генерала, который хотел попросить благословения у наместника на переезд в Москву в связи с повышением по службе. «Папа, к тебе приехал высокий гость» – сказал я, увидев выходящего из машины генерала. Отец не удивился, для него это не было чем-то особенным. Когда мы познакомились, я спросил генерала: «Как вы не боитесь приезжать к отцу в монастырь и как вы находите для этого время при вашей занятости?». Генерал ответил, что он приезжает к отцу, чтобы «глотнуть кислорода» и что после общения с Константином Андреевичем он становится более спокойным и терпеливым в отношениях с подчиненными. Этот генерал вызвал у меня глубокую симпатию своей интеллигентностью.

В монастыре находился в то время на покое архиепископ Ермоген, который был в опале у Советской власти. За ним велось круглосуточное наблюдение: с кем встречался, о чем говорил, куда выходил и т.д. Помню, как отец помогал владыке Ермогену идти на службу в храм и как величественно смотрелись вместе два седых старца. Отец сочувствовал владыке и заботился о нем.

В монастыре отец много общался с очень близким ему по духу схиархимандритом Иоанном Масловым, мудрым и пре

красным человеком