На лоб падала чёрная чёлка. Глаза, словно уголь.
Но, всё равно, что я в нём нашла?
Наверное, всё дело в папе – у него были такие же музыкальные пальцы и точно такие глаза. Мне глаза от отца не достались – они у меня фиолетово-красные, и очень пугают людей.
Потом, не прекращая разглядывать Зюзю, я замечталась о Злате. Девочку-солнце я ни капельки не понимала и не знала о ней почти ничего.
Это мне нравилось. Люди вечно болтают о близости и понимании. Но, как по мне, это только мешает. Если читаешь кого-то, будто открытую книгу, разве захочется с ним переспать? Это ведь тоже, что онанизм!
Надо бы привести себя ТАМ в порядок. Хоть я и светлая… Злата наверняка захочет быть главной. Значит, я буду «её маленькой девочкой», а у них ничего ТАМ быть не должно.
Только, как это сделать? Кругом сотни глаз. А девочки не упустят случая подколоть: «Что, собралась на свиданку или Мурлыка не смог?» В лагере развлечений не много.
Зюзя заметил внимание и показал средний палец. Что-то сказал пацанам, сунул палец за щёку и рассмеялся. Ребята стали подмигивать, а я покраснела. Не выдержав, показала им два средних пальца.
Душа ушла в пятки от страха. Я понимала – они не простят, слишком много в столовой глаз.
Над столами повисла тягучая тишина. Зюзя медленно встал – тишину разорвал противный протяжный звук, ножки тяжёлого табурета царапали грязный бетонный пол. Поманил меня пальцем. Крикнул:
– Если я подойду, пожалеешь!
Я осталась сидеть.
– Ну, хорошо! Ты сделала выбор! – он зашагал по проходу.
Все уставились на меня, ожидая развязки. Будет о чём поболтать вечерком!
А я искала глазами взрослых – понимая, что мне они не помогут. Если не получу сейчас, поймают потом.
Страх проходил.
Надо смирится. Не станет же он меня убивать, в интернате такого ещё не бывало. Даст подзатыльник, ткнёт носом в тарелку. Подумаешь!
Зюзя был уже рядом. Вика и Света заискивающе захихикали.
Дуры! Будто их кто-то тронет! Иногда мне казалось, что на дно жизни попадают не зря.
Ни слова не говоря, Зюзя схватил табурет за железную ножку. Размахнулся…