Я села, и он опустился рядом – так близко, что соприкасались наши тела.

– Как тебе здесь?

– В лагере? Ничего… Лучше, чем в интернате.

– Да… Тут природа… – Ганс облизнулся и погладил меня по спине. – Ты ведь растёшь! Девочкам нужен солнечный свет, иначе не будет гормонов.

Я не знала, что на это сказать. Просто сидела, подняв глаза к небесам, и пялилась на узоры из листьев. Кроны качались, узоры складывались в причудливые фигуры: птиц, людей и диковинных рыб…

– Да… А гормоны нужны… И питание. Вон ты какая худая! – он положил мне на ногу ладонь. От неё шло тепло. Но по спине всё равно побежали мурашки. – Какая холодная! И гусиная кожа! – ладонь начала двигаться вверх и вниз. – Шерсть поднимаешь? Пушишься? Хочешь меня напугать?

Шерсть? Что он несёт?

Ганс странно смеялся: «Ик… Ик… Ик…», а я всё смотрела на ветки.

– Не бойся… Я ничего плохого не сделаю… – скользнув по внутренней части бедра, рука забралась в промежуток между ногой и штаниной шорт. – Только хорошее…

Острые кленовые листья… Вот кролик, а рядом с ним – волк. Кажется, кролик попался.

Рука расстегнула верхнюю пуговку – самую большую на шортах. Я заелозила задницей по скамейке – в тонкую кожу впились занозы.

Порыв ветра. Кролик принялся убегать.

– Ты чего? Разве никто так не делал?

Ветер кончился, кролик застыл.

Тянуло внизу живота, как бывает, когда летишь вниз на качелях.

Рука расстегнула пуговки на ширинке – одну за одной, и забралась внутрь.

– Шлюшка! Ты даже не носишь трусов!

Пальцы раздвинули плоть и погрузились. Ганс застонал.

Вот долбоёб! Презираю мужчин!

Сделав десяток неловких движений, Ганс вытащил руку. Между пальцами вытянулись прозрачные нити. Он с наслаждением их облизал.