Ходить было практически невозможно – ноги почти не слушались, ослабли здорово мышцы бёдер ног, и мне пришлось принять экстрамеры для их укрепления. Юля привезла мне лыжи, и я на них начал разрабатывать эти мышцы. К моменту выписки – 3 марта я уже проходил 12 км, правда, с трудом!
И еще одна напасть! В 94 году меня избрали председателем нашего садоводческого товарищества. К этому году вся инфраструктура хозяйства (водопроводные трубы, задвижки, электроподстанция, деревянные опоры эл. линии, силовой тр-р, глубоководный насос артезианской скважины (-110 метров.), водонапорная башня, дорога) за 23 года эксплуатации практически пришла в ужасное состояние, и я, на собрании актива в кабинете Гендиректора «Алмаза» Поляшева, согласился взять бразды правления в свои руки. Ситуация была очень сложная, т.к. садоводы (90% состава – представители класса «гегемона») никак не могли понять, что наступила другая эпоха, и за все работы по восстановлению хозяйства надо платить серьёзные деньги – раньше нас здорово опекал завком предприятия «Алмаз». С 92 года все садоводческие товарищества отпустили в свободное плаванье.
На общем собрании я огласил мой план вывода с/тов. из глубокого кризиса. Моя доктрина была простая:
Отказ от пресловутых «общественных работ», как основной причины развала инфраструктуры хозяйства. Все работы, независимо, кто их выполняет, свои или наемные чужие, должны оплачиваться. На договорных началах!
Введение системы документального учета расходования средств на все виды работ с обязательным оформлением наряд-заказов и актов об их выполнении.
Введение систем годового бюджетного планирования работ и, соответственно, определения объема членских и целевых взносов.
Разработка и утверждение в муниципальных органах нового устава, где должно быть прописано «всё про всё» на основании примерного устава для сад. товариществ.
5. Работа членов правления тоже должна оплачиваться в зависимости от результатов их деятельности.
6. Для управления хозяйством должно быть избрано правление, а председатель должен быть избран из членов правления.
В бухгалтеры себе я выбрал Валентину Михайловну Решетняк, профессионально владеющей системой бухучета. Отличительной особенностью её была честность на генетическом уровне и преклонный возраст. До выхода на пенсию она работала экономистом-бухгалтером в 36 отделе у Кириллова.
С момента начала её деятельности каждая копейка бюджета была учтена и задокументирована. Раньше, до неё, финансовой документации вообще не велось и, фактически, отчетность была формальным актом. Как деньги тратились – мало кто понимал. Да и членские взносы носили чисто символический характер, так что финансовых средств в бюджете был мизер.
И весной 95 года я приступил к реализации намеченных планов. Первое, что я реализовал – собранию предложил список членов правления, который собрание утвердило. Далее я предложил значительно поднять сумму взносов, покрывающих стоимость запланированных мной на год не терпящих отсрочки аварийных работ. Это сразу вызвало недовольство «гегемона» – пролетариата, привыкшего за годы советской власти к завкомовской «халяве».
Я установил связи с руководителями местных организаций и частными специалистами, и с каждым заключил договоры по ремонту инфраструктуры. И с весны 95 в хорошем темпе начались ремонтные работы.
Лето 95 года. Выходной. Я на даче. Неожиданно приехал внук Миша и сообщил, что вчера умерла Роза. На мой вопрос, как он узнал – связи-то у них никогда не было – он сказал: «По спецканалам отца». Больше ничего не добавил и не объяснил. Не побыв и пяти минут, уехал.
Но «гегемон» не дремал. В середине 96 года один из представителей этого отживающего класса (бывший Главный технолог «Алмаза» Гульст, ветеран ВОВ, ярый противник демократических преобразований в стране), обвинил меня в присвоении небольшой суммы денег, якобы взятой у человека, который пользовался нашей дорогой для проезда на свой участок. Этот совершенно незнакомый мне человек, которого я видел – то только однажды издалека, начал строить дом, невдалеке от наших участков. Когда этот Гульст предъявил мне это дурацкое обвинение, мне ничего не оставалось делать, кроме как вслух послать его на три буквы.
Усугубляло дело с финансами и то, что определённая часть садоводов-маргиналов вообще годами не платило взносов, и я кому-то из этих халявщиков сказал: «Не можете платить – или выходите из членов с/т или продавайте участок».
Гегемон сколотил инициативную группу, и к очередному зимнему отчетному собранию эти заговорщики подготовили общество к тому, чтобы меня не избирать на второй 2-х годичный срок. Что и было реализовано. (
Избрали председателем одного из группы «гегемонов» – Василия Макаровича Юсупова, бывшего бессменного члена Завкома «Алмаза». Первое, что этот Вася сделал, отказался от коллективного решения текущих вопросов и перестал регулярно собирать правление, как это делал я. Стабилизирующую роль в этой ситуации сыграла В.М. Решетняк, которая осталась у него бухгалтером-экономистом – она продолжила мою линию и не давала ему от неё отходить. Темпы восстановительных работ резко уменьшились, но всё же шли по намеченному мной плану. Васю я связал с организациями, с которыми я установил контакты.
(Д
Летом 96 года произошел инцидент, определивший моё дальнейшее безмятежное существование – у меня внезапно отказал коленный сустав правой ноги. Это случилось, когда я руководил выгрузкой опор электролинии с тягача, развозившего и разгружающего манипулятором опоры на участки, где надо было срочно менять старые опоры. Я бежал впереди машины и показывал шоферу, у какого участка надо остановиться и сбросить с машины опору. И на предпоследнем участке, когда я бежал впереди машины, резкая боль в правой коленке свалила меня на землю. Это было начало эпопея постепенного ухудшения состояния моих замечательных ног. (Хирург нашей поликлиники, симпатичная Татьяна Николаевна определила – «Деформирующий артроз». Сообщила, по секрету, что он не лечится, но развитие болезни можно остановить, если немедленно начать лечение. В основном, в стационаре. Конечно, я ей не поверил, у меня так не бывает! Дальнейшее подтвердило её слова на все 100%). Назначенные физиотерапевтические процедуры на первое время сняли боль, и я почти перестал хромать. Но болезнь с годами в хорошем темпе прогрессировала. А про стационар я и не мог думать из-за большой загрузки по работе.