Журналисты и коллеги часто описывали Гуччионе, как человека жесткого, порой, беспринципного. Представая же перед публикой, Боб очаровывал аудиторию. Заметно волнуясь вро время интервью, этот, без сомнения привлекательный, талантливый итальянец тем не менее не терял самообладания и трезвости суждений.

Являясь гостем одного из телешоу Боб рассуждал:

«Мы же не можем поделить с вами женщину на части и сказать, что вот эта ее часть красива, а вот та — вульгарна. Женщина прекрасна в целом. В ней нет ничего такого, что было бы стыдно демонстрировать».

«Боб знал, что нужно восемнадцати-тридцатичетырехлетним парням, которые составляли семьдесят процентов аудитории его журнала. Кричащие заголовки, бульварщина и грязные фотографии, — рассказывал редактор Гей Брайант, который помогал Бобу в запуске американского журнала в 1969 году. — Кроме того, он выбрал очень правильное время для появления на рынке. Penthouse бросил вызов Playboy на пике сексуальной революции».

«С самого начала мы решили придерживаться философии вуайеризма, — рассказывал журналистам Боб. — Это, когда вы делаете снимок как бы незаметно для девушки. Вы за ней наблюдаете, а она этого не замечает. Очень сексуально. Это был беспроигрышный прием, до которого не додумался никто из наших конкурентов».

Из телеинтервью с Бобом Гуччионе:

«— После того, как вы начали издавать журнал Penthouse, ваше отношение к женщинам изменилось?

— Мне кажется, я стал лучше их понимать. То есть, раньше я считал, что знаю о женщинах все, но чем больше я с ними работаю, тем больше нового узнаю. Если говорить об уважении, то меня с пеленок воспитывали в уважении к женщинам. Я родился в теплой итальянской семье, где к жене и матери относятся особенно нежно.

— Насколько я знаю, в вашей компании есть женщины-руководители с достаточно высокими зарплатами. Вы полагаете, что женщина и мужчина должны получать одинаковую зарплату за одну и ту же выполненную работу?

— Женщина и мужчина должны получать зарплату не за свою принадлежность к полу, а за заслуги, за выполненную работу. Все остальное ерунда какая-то.

— Есть мнение, что такие журналы, как ваш способствуют росту преступности, связанной с сексуальным насилием…

— (смеется.) Какой только чуши не утверждают. Я думаю, что все совсем наоборот. Чем больше людей читает такие журналы, тем меньше преступлений.

— Вы с Хью Хефнером, по сути, занимаетесь одним и тем же, оба богаты, оба живете в особняках. Какие еще параллели можно провести между вами?

— Я думаю, что мы люди разного типа. Я — трудоголик и тружусь днем и ночью. Я вкалываю семь дней в неделю, не менее двадцати часов в сутки. Сплю в среднем три часа в сутки. Никуда не хожу, не развлекаюсь, как Хефнер, и не окружаю себя знаменитостями. Я предпочитаю проводить время с семьей, близкими друзьями и с теми, с кем я работаю.

(Боб был не совсем справедлив к Хефу. По свидетельству друзей и коллег, почти все свое время в пятидесятые-шестидесятые годы Хью проводил за работой в особняке.

„В шестидесятые годы у меня была репутация затворника, ведь я постоянно работал и не выходил из своего чикагского дома месяцами. Я тогда обратил внимание на то, что больше знал о происходящем в мире, чем мои сотрудники, ежедневно бывающие на свежем воздухе. На самом деле, есть множество способов узнать о происходящем, не внося в свою жизнь дискомфорт. Не так уж я много выясню, если проведу полтора часа по дороге на работу и полтора — обратно. Или если простою двадцать минут в очереди в буфет. Эти неудобства я устранил. Мы живем в век коммуникаций. К нам в офис постоянно приходят новые люди. Мы беседуем с ними, узнаем что-то новое, спорим“ — вспоминал Хефнер).

— Боб, вы помните, когда вы увидели Playboy и что почувствовали тогда?

— Я жил в Лондоне, работал в еженедельной газете и регулярно интересовался, что продают в газетных киосках. Как-то я обратил внимание, что из изданий для мужчин есть только одно издание и это Playboy. И я решил дать, быть может, простоватый британский ответ американскому продукту.

Когда я взял в руки первый номер своего журнала, сказал себе: „Боб, это что-то! Это превзошло все твои ожидания!“ Я сказал себе, что наступит день и час, когда я выйду на американский рынок. Так спустя четыре года и случилось.

Я не конкурировал с Playboy, а шел своим путем. В то время, как Хефнер зависит от рекламодателей, и они говорят ему, куда двигаться, я делал все исключительно так, как чувствовал».