Интересно, что добавится в этот список в советский период творчества Бруно?
В материалах слушаний в Конгрессе много любопытного, причем материалы из газет перемешаны с официальными заявлениями. Так «Хартфорд Курант» писал 25 октября 1950 г., что Антонио, младший сын Бруно, говорил в самолете, что они едут в Россию, и постоянно спрашивал в самолете и в автобусе из аэропорта «Это уже Россия?».
Там же приводится стенограмма обсуждений в палате лордов британского парламента. Разъяснения давал лорд Лукас Чилуорт, парламентский секретарь британского министерства транспорта. Он подчеркнул, что не было никаких официальных причин, чтобы помешать британскому гражданину Понтекорво выехать за рубеж, а также заявил: «Др. Понтекорво, хотя работал в отделе ядерной физики Харуэлла, не был занят секретной работой. В течение нескольких лет до этого его контакты с такой работой были очень ограничены, и у него не было непосредственного контакта с работами по созданию атомного оружия».
Такой же позиции придерживался и министр снабжения Г. Штраус, который давал соответствующие пояснения в палате общин британского парламента. Там ему задали хороший вопрос: «Как же так произошло, что выдающийся физик получал годовую зарплату 1100 фунтов? Не является ли произошедшее поводом задуматься о пересмотре зарплат ученым?»
Прошло время, открылся огромный массив секретных данных и по дешифровке советской переписки, и по архивам КГБ, вывезенным различными перебежчиками в 90-х, но никаких официальных данных о возможной шпионской деятельности Бруно не обнаружено. Я подчеркиваю: официальных – поскольку ни правительство Великобритании, ни правительство США не предъявили Бруно никаких обвинений в какой-либо незаконной деятельности. И это надо обязательно иметь в виду, когда вы будете читать следующие версии Туркетти и Клоуза.
Туркетти [5] считает, что ключевым событием, подтолкнувшим Бруно к изменению его жизни, было опубликование 22 августа 1950 г. во всех мировых СМИ сообщения об иске «мальчиков с улицы Панисперна» к американскому правительству на 10 млн. долларов. Сумма непомерно огромная по тем временам.
История патента о замедлении нейтронов удивительна и поучительна. Если в 1936 г. на предложение Корбино подать патент Ферми звонко смеялся, то затем он и его ученики стали с успехом продавать этот патент сначала в Европе, а с 1940 г. и в США. Они получили американский патент на сам метод, а также на его использование для производства радиоизотопов.
Бруно даже удалось продать будущие роялти! За 50 долларов он уступил 5 % будущих доходов С. Щербацкому, а за 500 долларов – 50 % своей доли продал Эудженио Фубини[11] [5].
Однако ситуация с получением возможных роялти была довольно непростой. В Лос-Аламосе с самого начала атомного проекта был открыт патентный отдел. Он отслеживал новые открытия ученых и защищал соответствующую интеллектуальную собственность в виде открытых и секретных патентов. Всего было подано 1250 патентов, из которых 100 были засекречены. Например, Ферми зарегистрировал 18 изобретений, за каждое из которых он получил от американского правительства символическую плату в 1 доллар [5].
Однако это были новые изобретения, возникшие в ходе исследований под эгидой и на деньги американского правительства. Что же касалось использования уже сделанных открытий, то в 1943 г. Ферми и Сегре обратились к патентным руководителям с просьбой рассмотреть вопрос о компенсации за использование патентов, которые были созданы до начала работ по атомной бомбе. Переговоры велись через патентного поверенного Габриелло Джанини, которому была передана доля авторских прав по патенту.
Дело осложнялось различными бюрократическими препонами, исчезновением одних законодательных органов, возникновением других. В результате только к 1947 г. был получен ответ ведомства на запрос Джанини. Изобретатели хотели получить за использование патента на замедление нейтронов миллион долларов плюс по 100 тыс. за каждый год его использования до окончания действия патента в 1957 г. Однако патентное ведомство сочло такие запросы необоснованными. В ответе подчеркивалось, что некоторые из авторов изобретения являются итальянцами, подданными вражеского государства, которым не полагается никакое возмещение, а также то, что Э. Ферми является государственным служащим и тоже не может претендовать на вознаграждение.
Меж тем замедление нейтронов играло не только ключевую роль в процессе накопления плутония, что было основой для атомной бомбы, но и для наработки самых различных изотопов, которые стали использоваться для медицинских и промышленных целей. Уже в 1949 г. государственная Комиссия по атомной энергии продавала 94 изотопа, а никакого вознаграждения авторы патента за это не получали. Поэтому в 1950 г. Джанини решил действовать самостоятельно и, не консультируясь с авторами, подал иск в суд на Правительство США, запрашивая рекордную сумму в 10 миллионов долларов. В современных деньгах, как утверждает Ф. Клоуз, эта сумма составила бы 100 млн. долларов [4]. Претензий такого масштаба по патентным делам доселе не было.
23 августа 1950 г. новости о судебном иске достигли Италии. Газета Итальянской компартии «Унита» писала о том, как американское правительство обокрало Энрико Ферми, изготовляя атомное оружие и не платя за интеллектуальную собственность.
По мнению Туркетти, именно дело о патентном иске стало главной причиной, которая побудила Бруно уехать в СССР. Он утверждает, что Бруно боялся публичности, которая может повлиять на продолжение расследования его коммунистических связей. Дело в том, что после войны появилась норма подвергать проверке ФБР не только всех государственных служащих, работающих в атомном проекте, но и всех участников договоров, связанных с атомным проектом. Например, если вы судитесь с государством по делам, связанным с атомным проектом, то перед судом вы обязаны быть проверены ФБР. В частности, патентное ведомство запросило информацию о национальности и местонахождении авторов патента по медленным нейтронам, включая информацию о сделке между Понтекорво и Фубини.
Через 8 дней после объявления в газетах о патентном иске Бруно уехал. И вот именно этот короткий срок вызывает у меня вопрос – можно ли организовать операцию по переброске супружеской пары с тремя детьми за неделю? Причем сама по себе способность оперативных работников КГБ осуществить такую операцию в короткое время не вызывает сомнения. Но ведь вначале кто-то должен был принять административное решение. Что называется, согласовать операцию. Отдать команды о выполнении всем оперативным подразделениям. Честно говоря, не верится, что если только 23 августа руководство КГБ получило сигнал о желании итальянского коммуниста переехать в СССР, то к 30 августа оно все решило и дало команду к проведению операции. Скорее всего, все было подготовлено и начато еще в Англии.
В чем я согласен с Туркетти, так это в том, что патентная история сыграла большую роль в жизни Бруно. По мнению Туркетти, Эмилио Сегре написал донос на Бруно именно из-за желания получить свой миллион. Патентная тяжба на большую сумму тянулась семь лет, и когда началась травля коммунистов, конечно, возник соблазн убрать «мешающие обстоятельства». [12]
Итак, по Туркетти, триггером для принятия решения об отъезде стала патентная тяжба. Переезд Бруно, согласно Туркетти, был организован мощной политической организацией того времени «Партизаны мира». «Партизаны» боролись против распространения ядерного оружия. Они организовывали различные митинги, шествия, конференции, чтобы добиться запрещения ядерного оружия. «Партизаны» были частью общего движения за нераспространение ядерного оружия, в котором принимали участие Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел, Пабло Пикассо, Ренато Гуттузо, Чарли Чаплин, Томас Манн, Ле Корбюзье, Дюк Эллингтон и другие звезды науки и искусства. Особенно успешно «Партизаны мира» действовали в Италии. Здесь сотни тысяч добровольцев собирали подписи в каждом уголке страны. В результате 18 миллионов итальянцев подписали Стокгольмское воззвание о запрещении атомного оружия.
Туркетти утверждает, что важную роль в побеге Бруно сыграл его кузен Эмилио Серени. Он был видным представителем «Партизан мира» и, как утверждает Туркетти, заинтересован в осуществлении акции, которая бы показала, что борьба за ядерное разоружение вступила в новую фазу: прогрессивные ученые-атомщики, не желая использовать свои знания в военных целях, стали показывать свой протест действиями – эмигрировали в страну, которая выступала против гонки вооружения. Действительно, официальная позиция СССР в то время состояла в запрете ядерных вооружений. Финансировала побег Бруно, согласно Туркетти, Итальянская коммунистическая партия через свой фонд для секретных операций. Деньги в этот фонд предоставляла Москва. Бывший казначей этого фонда Джулио Сенига признавался, что план побега был согласован с советским посольством в Риме, переговоры вели генеральный секретарь Итальянской коммунистической партии Пальмиро Тольятти при участии Пьетро и Маттео Секкиа.
Есть только маленькая нестыковка: непонятно, где и когда Бруно мог встретиться с Серени. Известно, что в Англию Эмилио не приезжал. Нет свидетельств их встречи в Италии во время отпуска Бруно летом 1950 г. По приезде в СССР Бруно не то чтобы выступил с какими-то лозунгами о запрете ядерных вооружений, а вообще исчез на пять лет. В чем же тогда профит для «Партизанов мира»? Поэтому версия о том, что «Партизаны мира» убедили Бруно перебраться в СССР, чтобы своим поступком дать пример ядерным физикам западных стран прекратить работу над атомным оружием, кажется мне довольно шаткой и наивной.
Туркетти вообще рисует портрет Бруно как ужасного монстра, этакого доктора Зло. Но интересными словами. По его мнению, сила Бруно как ученого состояла в умелом использовании знаний из разных областей: невинные опыты по замедлению нейтронов он использовал для поисков нефти, опыт нейтронного каротажа пригодился при конструировании решетки ядерного реактора, ядерный реактор подтолкнул идею использовать его как источник нейтрино. Туркетти подчеркивает, что уникальность Бруно состояла в том, что он и писал статьи про универсальность слабого взаимодействия, и делал своими руками пропорциональные счетчики. Вот в этом я с ним полностью согласен.