Эмилио Сегре в своей биографии [38] приводит интересные подробности о том, как в 1949 г. регенты Университета Калифорнии потребовали от своих подчиненных принести письменную клятву лояльности, в которой была декларация, что подписант не является членом коммунистической партии. Причем потребовали только от профессоров, а не от всех государственных служащих. Естественно, это возмутило часть профессуры. Совет регентов тем не менее настоял на своем и уволил тех, кто не подписал клятву лояльности. Среди них были такие известные физики как Джеффри Чу, Марвин Голдбергер и Джан Карло Вик. Никто из них не был коммунистом, но они отказались из принципа. Джек Стейнбергер, в то время молодой научный сотрудник, не подписал клятву, и будущий Нобелевский лауреат Луис Альварес прочел ему лекцию о вреде пятой колонны коммунистических предателей и не продлил контракт [63]. Начальник Радиационной лаборатории в Беркли, знаменитый ускорительщик Эрнест Лоуренс просто отобрал пропуск в лабораторию у Джан Карло Вика, когда узнал о том, что тот не подписал клятву.
Со временем Верховный суд штата Калифорнии признал действия регентов неправомочными, клятву верности – незаконной и постановил восстановить профессоров на работе или заплатить им ущерб. Пропуск Вику тоже вернули, но все эти эпизоды ясно показывают удушливую атмосферу того времени.
Интересно, как раскрывают характер Сегре его объяснения, почему он симпатизировал неподписантам, но сам клятву лояльности подписал [38]. Сегре подсчитал, что в своей жизни более 15 раз клялся в верности королю, Муссолини, партии, конституции и другим различным институциям. Причем вспомнил, что папа Пий XI в связи с фашистской клятвой сделал заявление, что в некоторых обстоятельствах можно принять такие клятвы, сделав внутри себя определенные оговорки, которые сделают клятву недействительной. Замечательно! Сделай «оговорку внутри себя» и можешь клясться о чем угодно.
Вот таким был человек, написавший, как мы увидим, донос на Бруно.
21. Доносы и допросы
2 февраля 1950 г. в Харуэлле был арестован Клаус Фукс. Бруно не верил, что Фукс шпион, и считал это очередной провокацией против коммунистов, следствием продолжения охоты на ведьм. Однако немецкий эмигрант Клаус Фукс во время работы в Манхэттенском проекте действительно передавал информацию из Лос-Аламоса советской разведке. После войны американцам удалось расшифровать эти донесения, и они передали информацию англичанам. Фукс тогда работал в Харуэлле. Начальник службы безопасности Харуэлла Генри Арнольд дал команду проверить эти данные. Во время допросов в ноябре 1949 г. и январе 1950 г. Фукс признал факт сотрудничества с СССР.
Случай с Фуксом стал началом новой кампании по выявлению коммунистических шпионов и обернулся многочисленными последствиями и в США, и в Англии. Через 6 дней после ареста Фукса, сенатор Маккарти выступил с речью, в которой утверждал, что у него есть список 205 коммунистов, работающих в Государственном департаменте [5]. В дальнейшем он заявил, что администрация президента-демократа инфильтрована советскими «кротами». ФБР начало активную охоту за шпионской сетью. В мае 1950 г. был арестован контакт Фукса в США Гарри Голд. За этим последовал арест Дэвида Грингласса, его двоюродной сестры Этель Розенберг и ее мужа Юлиуса. Им предъявили обвинение в шпионаже, и в 1953 г. Розенбергов казнили на электрическом стуле.
К октябрю 1950 г. более 90 иностранцев было задержано ФБР по подозрению в их неправильном политическом мышлении [4]. Чистки в Великобритании затронули до 200 иностранных и местных ученых [64]. Из-за этой атмосферы в сентябре 1950 г. Лайош Яноши, венгерский физик, занимавшийся исследованиями космических лучей в Университете Дублина, не вернулся в Ирландию после отпуска, а остался в Венгрии.
Как «охота на ведьм» протекала в случае Понтекорво, детально расписано в книгах Туркетти [5] и Клоуза [4]. Досье на Бруно было заведено в Англии еще в начале войны в связи с эпопеей о передаче тяжелой воды Халбаном и Коварским. Уже тогда Бруно был оценен спецслужбами как «mildly undesirable» (слегка нежелательный).
По Клоузу, ФБР получила на Понтекорво два сигнала, причем один донос был сделан близким другом Бруно – Эмилио Сегре. Они вместе работали в группе Ферми, именно Сегре помог получить Бруно работу в США, однако антикоммунистическая истерия плюс боязнь потерять роялти за патент по медленным нейтронам сделали свое дело. О перипетиях патентного дела мы расскажем чуть позже. Итак, 9 ноября 1949 г. Сегре сообщил сотруднику Комиссии по атомной энергии Роберту Торнтону свои подозрения о том, что несколько членов семьи Понтекорво были коммунистами и оказывали влияние на Бруно. А также выразил мнение, что переход Бруно на работу в Харуэлл был осуществлен с «дурными намерениями».
Кроме того, ФБР получило информацию от осведомителя «В» [4]:
«Информатор A, который доказал свою надежность в вопросах, связанных с коммунистами, подтверждает надежность информатора B, показавшего, что был знаком с тремя персонами в Париже, которые работали под руководством профессора Ланжевена и подвергались воздействию вируса коммунизма. Это были Бруно Понтекорво, Серхио де Бенедетто и Сальвадор Лурия. [B] сказал, что позже он встретил Бруно Понтекорво на корабле Quanza, а потом, с его помощью, встретился с Бенедетто и Лурия в Нью-Йорке. [B] сообщил, что у него сложилось впечатление, что в Париже эти трое были либо прокоммунистически настроенными, либо откровенными коммунистами. Он сказал, что разговоры с ними в США только подтвердили его убеждение. Последняя встреча с ними произошла в 1944 году. [B] сообщил, что все трое дружили с м-р Серени, коммунистом».
Я специально сохранил стиль этих доносов, чтобы было наглядно видно, что в те годы считалось преступлением и за что можно было лишиться работы. За «вирус коммунизма» и «впечатление», что ты его имеешь.
Эту информацию ФБР передало 15 декабря 1949 г. британской службе МИ-5. Торнтон же имел возможность рассказать о своих подозрениях непосредственно Кокрофту во время своего визита в Харуэлл в начале февраля 1950 г. Кокрофт велел главе безопасности Харуэлла Генри Арнольду разобраться. Оба были удивлены такими подозрениями, поскольку Кокрофт хорошо знал Бруно, а Арнольд недавно, в ноябре 1947 г., давал положительное заключение на прошение Бруно о получении британского гражданства.
Бруно в то время занимался исследованиями космических лучей и хотел поехать в Швейцарию, где в Альпах на горе Юнгфрау находилась лаборатория по их изучению. По правилам, разрешение на поездку за рубеж давал отдел безопасности. Начальник отдела Г. Арнольд решил воспользоваться этим случаем, чтобы задать Понтекорво прямые вопросы: собирается ли Бруно навестить родителей или родственников и каких политических взглядов придерживаются родственники. Бруно признался, что в 1949 г. во время конференции в Комо встречался со своим братом Джилло и что брат придерживается коммунистических убеждений. Арнольд 1 марта 1950 г. сообщил об этом в МИ-5. Удивительное совпадение, но на следующий день МИ-5 получила информацию из шведских источников:
«В Энскеде, пригороде Стокгольма, живет фру ПОНТЕ КОРВО, шведской национальности, замужем за рожденным в Италии субъектом, настоящая национальность которого неизвестна. М-р ПОНТЕ КОРВО живет в Англии, где работает на Британской Атомной Установке. Фру ПОНТЕ КОРВО была в Англии летом 1949 г. вместе со своими двумя сыновьями. И она, и ее муж являются признанными коммунистами».
Итак, с одной стороны, – это сигнал, с другой стороны, информация не совсем верная: ведь Марианна живет в Англии и у нее три сына.
Второй допрос состоялся 6 апреля 1950 г. Понтекорво подтвердил, что брат и жена брата являются коммунистами, а также одна его сестра – коммунистка, а другая – симпатизирует коммунистическому движению. Он отрицал, что он или Марианна являются коммунистами. Он заявил, что свои политические взгляды может отнести скорее к лейбористским, но главное в его жизни – занятия наукой.
Арнольд заключил, что Понтекорво действительно не имеет определенных политических предпочтений, хотя склоняется к левым движениям, сожалеет о том, что его родственники являются коммунистами, прямой и явной угрозы не представляет, но… лучше ему покинуть Харуэлл.
В МИ-5 началась серьезная работа над проверкой сообщений от шведских информаторов и анализом данных на Бруно. Клоуз приводит целый ряд доносов, содержащихся в досье Бруно. Например, записочка, что Бруно посещал тот же ресторан в Лондоне, что и Фукс. Такая же ерунда, как «фру ПОНТЕ КОРВО», поскольку Фукс никогда не назначал встречи в ресторанах. Общее заключение суммировал Роджер Холлис, будущий директор МИ-5: