Я не поняла его. Его замешательство… Исходя из своих личных чувств относительно своего украшенного шрамами тела, я сразу же решила, что он шокирован моим уродством, а потому совершенно не поняла, ка́к в этот момент на самом деле я выглядела в его глазах. На самом же деле он был вовсе не шокирован – он был заворожён. Он медленно приблизился ко мне, продолжая очарованно осматривать моё тело, а я всерьёз продолжала воспринимать его заворожённый взгляд за шокированный – совершенно не понимала, что он на мгновение загипнотизировался моей красотой и в итоге всерьёз не увидел во мне ни единого недостатка. Он видел только идеальное тело с точёной мускулатурой, пышную грудь и роскошные бёдра, нереалистично белоснежную кожу, сияющую в свете солнечных лучей.
Остановившись совсем рядом, он вдруг провёл кончиками пальцев по шраму на моём плече, после чего проскользил своим теплом к шраму на моей шее, и вдруг, сам того не ожидая, встретившись со мной взглядом и наконец придя в себя, спросил:
– Больно?
– Да. У меня болит душа.
Я совсем не поняла его. Окончательно поверила в то, что он поражён моим уродством, и даже на долю секунды не допустила мысль об обратном. Сделав шаг в сторону, я подняла с камня мягкую кофточку белого цвета и серые штаны свободного кроя, и аккуратно скрыла в них своё истерзанное тело.
Ничего больше не говоря, я ушла назад на своё привычное место, на котором уже был расстелен плед, села на него, накинула на плечи край плотной материи и, подставив лицо и мокрую голову слабым лучам осеннего солнца, снова замерла и погрузилась в прострацию.
Глава 82
Проходили дни и ночи. Радий приходил снова и снова, и снова – он как будто перестал уходить или уходил недалеко… Не знаю, я не следила за ним. Он приносил мне еду и напитки. Не имею понятия, где он доставал их, но дважды в день я съедала до последней крошки и выпивала до последней капли всё, что он крайне настойчиво предлагал мне. Я употребляла всё сама, больше не позволяла кормить себя из рук.
Спустя несколько дней я стала обращать внимание на звуки и движения вокруг. Он привозил какие-то вещи на Чёрном и Белом Страхах – откуда возил и что именно, не знаю. И с утра до ночи что-то колотил… Много стучал и даже как будто пилил. Только когда я увидела его взобравшимся на обрушившуюся крышу скрытой за высокой растительностью лачуги, я поняла, что он колотит именно лачугу, и теперь взялся за крышу… Он почти напугал меня: зачем ему сдалась эта крыша? Не двигаясь, я стала наблюдать за тем, как он неустанно делает на ней что-то: поднимает балки, спускает балки, машет молотком, подбрасывает бруски… Свалил несколько деревьев вдалеке и приволок их к крыльцу, начал их обрабатывать… Я не спрашивала, что с ним происходит и зачем он так шумит, но, правда, стала немного переживать, когда он перестал останавливаться даже по ночам.
Однажды он принёс мне идеально гладкую чашу из дерева – в ней лежало четыре красивых красных яблока. Он и до этого пытался разговаривать со мной, на что я неизменно реагировала молчанием, так что я не удивилась, когда сев напротив меня и сунув в мои руки чашу с яблоками, он вдруг взял одно, надкусил и заговорил:
– Оцени эту чашу. Сам сделал. Думаю, могу из дерева сделать и не такое, главное – правильно подобрать материал. Но и здесь рубить не хочу, чтобы не портить красоту этого места. Вот закончу с домом и больше ни ветки здесь не надломлю. Думаю, в лесу на соседней горе можно будет поискать хорошие деревья для резьбы. Но понадобится оборудованная мастерская, в которой можно будет сушить древесину…
– Хорошая чаша, – аккуратно, с чувством заботы проведя пальцами по гладким краям чаши, впервые за прошедшие полторы недели подала голос я, чем, быть может, удивила своего собеседника. После взяла самое красное яблоко и надкусила его. Заметив, что он наблюдает за мной, я нервно сглотнула: – Я пришла отомстить… Никто не знает об этом, но я несколько раз спасала Рудник от нападения Дилениума. Они должны мне… Должны хотя бы выслушать.
– Ты слишком слабенькая, чтобы мстить, – сказав так, он пожал плечами, а я вдруг смешалась оттого, что он назвал меня не “слабой”, а “слабенькой”.
Я попыталась продолжать есть яблоко, но он отвлекал меня своим пристальным взглядом, что сбивало меня с толку.
– Не смотри на меня, когда я ем… И вообще меньше смотри. Я понимаю, что я больше не эталон красоты.
– Знаешь, тебе, как никому другому, идёт быть неидеальной.
Я замерла… Что он сказал?..
Слова мамы… Откуда он знает?..Глава 83
Прошло две недели или чуть больше с момента, когда Радий впервые накормил меня и стал шуметь в моём пространстве. С севера пришли тяжёлые тучи, обещающие дожди, и подул холодный ветер, предвещающий скорое наступление настоящих холодов, а я продолжала оставаться неподвижной, хотя… Хотя уже не такой уж и неподвижной: я каждый день по чуть-чуть ела, так что стала отлучаться в туалет, начала чувствовать серьёзное восстановление, как физическое, так и внутреннее, ведь я каждый день ожидала момента, когда Радий снова явится ко мне со своими монологами, и начала не просто наблюдать за природой, но и наслаждаться её красотой. Особенно мне нравилось заворожённо следить за шевелением трав и пробовать на вкус красные кисловато-сладкие ягоды, которые Радий каждый день приносил мне в глиняном кувшине. И ещё нравилось слухом или взглядом следить со своего места за отдалённой работой единственного человека, пребывающего в моём пространстве.