Я рассказала ему всё. С самого начала: от момента, когда Платина заприметил меня ещё в человеческом обличии, сквозь моменты соблазнения, порабощения моей воли, превращения меня в убийцу и вплоть до подробностей битвы на болоте и её последствий. Понадобилось много времени, но зато я не упустила ни крошки. Радий слушал внимательно, ни разу не перебил и, кажется, будто даже не дышал, особенно в самые болезненные для меня моменты, которые я не могла скрыть из-за своего поломанного голоса, плохо подчиняющегося моему тщетному желанию выглядеть хладнокровной… Покончив с подробностями возвращения к жизни через агонию, пережитую в процессе, едва сдерживая горестные слёзы, я надолго замолчала, и тогда заговорил Радий, и я вдруг заметила, как сильно сжаты его кулаки: возможно, мне не стоило ему открываться вот так вот совсем, до остатка, чтобы он не чувствовал мою боль слишком остро – достаточно и того, что её так остро чувствую я…

– Ходили слухи, но я не верил им и не думал, что ты могла быть зациклена на Платине, что он мог так поступить с тобой, как и не допускал мысли о том, что все те грязные слухи, которые о тебе распускали желчные кар-харцы, могли быть хотя бы на долю одного процента правдивы… Однако я не понимал, что ты нашла в Свинце, ведь ты гораздо лучше него… Не подумай, я не думал о тебе в таком русле, что я мог бы быть с тобой, а ты со мной… – он вдруг так резко смутился, что сбил меня с толку. Снова.

Барахтаясь на поверхности неловкой ситуации, я зацепилась за его первые слова о том, что он не думал, что Платина мог со мной так поступить, а я могла попасть в такую ловушку:

– Ты просто слишком хорошо думаешь обо всех: судишь других по себе.

– Я был страшно глуп… Как же больно это осознавать! Ты открыла мне глаза на мою непроходимую, непростительную глупость… Спасибо, что не оставила меня слепцом. Прошу, прости… Впредь я буду изо всех сил стараться…

Мне было настолько больно слышать его сокрушение, ощущать его неожиданную, безразмерную муку, что, не выдержав, я оборвала его на полуслове:

– Не вини себя ни в чём, что связано со мной. Никто не знал о моём положении – я никому не рассказывала, никого не подпускала, сама несла ношу, в которой повинна сама же…

– Ты вовсе не виновата! Совершенно ни в чём не повинна! Ты чиста, как декабрьский снег! Ты была очень молода и растеряна – он не имел никакого права так поступать с тобой! То, что он сделал – ужасно! И ничто не может оправдать этого – ничто!

Он так разгорячился, что теперь откровенно засмущалась я… За меня так давно никто не заступался, что… Что это было как-то… Не знаю даже как.

Я старалась говорить ровно, тщательно скрывая своё смущение, но, кажется, у меня выходило плоховато:

– Я не из мстительных, но я отомщу ему тем, что расскажу Тее про него всю правду, как тебе сейчас. Он не сможет заполучить её и сделать с ней то, что сделал со мной…

– Ничего не выйдет.

– Я не прошу твоей помощи. Я сама.

– Тебе не пришлось бы просить моей помощи. Я бы сам отомстил за тебя, – услышав это, я окончательно опешила и оттого поспешно отвела взгляд, лишь бы только он не увидел моей уязвимости. – Платина и Теа ушли из Рудника, – я вся встрепенулась и резко вернула к нему свой полыхающий взгляд, а он продолжал. – Они ушли не вдвоём, вместе с другими Металлами, так что сейчас в Руднике осталось всего пять Металлов, включая меня. Я знал об их уходе и не сказал тебе о нём, потому что не хотел давать тебе ни малейшего шанса на саморазрушение, – он вдруг приблизился ко мне и положил обе руки на мои плечи. Мы встретились взглядами, и он произнёс мягко-бархатным тоном: – С тебя хватит. Ты свободна. Платины больше нет на этом материке. Он больше не властен над твоей жизнью. И ты никому ничего не должна – никому ничего, даже Тее. О ней позаботится её могущественная семья, а ты… Живи так, как хочешь, делай то, что хочешь, вздохни полной грудью…

Я вдруг и вправду вздохнула полной грудью и вдруг всерьёз почувствовала это – освобождение! Я свободна! Мне внезапно стало так легко и так спокойно… И в этот же момент мой невероятный знакомый – друг ли? нет, было бы слишком роскошно, – совершенно неожиданно добавил, глядя прямо в мои глаза:

– Это именно тот случай, когда тебе нужно уйти, не оборачиваясь.

Я вся окаменела от этих слов. Фраза-наследие, оставленная мне матерью в последние секунды её жизни: “Уходи, не оборачиваясь”. Я всю жизнь и ото всего уходила, не оборачиваясь, и только с Платиной всё время оборачивалась-оборачивалась-оборачивалась… Хватит!

– Да… Да, ты прав. Они ушли. Я ухожу… Я не буду… Я хочу этого: я отпускаю. Пусть проживут свои жизни сами, я не буду помогать им или мешать… Теа сама справится, она наверняка сильнее, чем кажется. Всё… Я свободна. Теперь я должна подумать о том, как распорядиться своей свободой.

– Какая же ты молодец, – сорвалось с уст Радия, что, видимо, произошло случайно, потому что он сразу же смутился и, резко убрав руки с моих плеч, спешно отвёл свой взгляд в сторону. Эхо прошлого снова ожило в моих воспоминаниях, на сей раз говорил Стейнмунн: