— Сколько вы хотите? — вновь спросил лежащий на полу Зверев. — Я заплачу по пятьдесят тысяч каждому из вас. Это хорошие деньги, подумайте!
— Подойдет? — неуверенно спросил появившийся в дверях гостиной Макеев — в руках у него был длинный махровый халат Лилии Николаевны.
— А мы сейчас примерим, — сказал Панфилов и пнул Зверева ногой. — А ну, поднимайся, кандидат в покойники! Примеряй обновку. С чужого плеча, но, я думаю, ты не в претензии.
— По сто… По сто пятьдесят тысяч долларов каждому, — тяжело сказал Зверев, с трудом поднимаясь на ноги. — Больше у меня нет…
— Оставь себе, — бросил Панфилов. — Архангелу Михаилу предложишь, чтобы не слишком внимательно считал, сколько душ у тебя на совести. Ты, между прочим, благодарен нам должен быть, что сегодня тебе не дали еще один грех совершить. Тебе ж скоро ответ держать придется за все, что ты успел натворить.
— Придурки! — процедил сквозь зубы Зверев. — Вы хоть понимаете, с кем вы связались? Вы хотя бы знаете, кто за мной стоит?! Вы за меня заплатите, и очень дорого заплатите. Это я вам обещаю!
— Иди, не баклань! — толкнул его в спину Панфилов. — Наслаждайся жизнью, пока есть возможность, недолго осталось…
Зверева вывели в пустынный ночной московский двор, сунули в старенький макеевский «жигуленок». Макеев включил зажигание.
Пленник сидел в машине тихо, не пытаясь больше торговаться за свою жизнь.
Скорее всего он понял, что надеяться ему больше не на что. Безвыходность его положения и страх перед неизбежностью того, что скоро должно произойти, действовали на него парализующе. Зверев замкнулся и сидел молча, и в мозгу у него билась одна мысль: «Все! Конец! Зачем все это? Зачем?..»
Ехали недолго. Макеев загнал машину в один из обширных скверов недалеко от Каретного ряда. В три часа ночи здесь не было ни души. Более подходящие декорации для последнего акта ночной драмы, затеянной Макеевым и Панфиловым, придумать было трудно.
— Выходи, — тихо сказал Звереву Панфилов. — Пришло время платить!
Зверев выбрался из машины. Его слегка пошатывало, голос противно дрожал, хотелось упасть на колени и просить о пощаде.
Но он с ужасающей четкостью понимал, что это бесполезно.
— Ребята, — тихо сказал он. — Не надо…
— Надо, Юра, надо, — ответил Панфилов. — Платить за свои дела всегда надо…
Сейчас ты умрешь. Но перед тем, как это случится, я хочу, чтобы ты вспомнил всех, кого ты убил… Всех, начиная с самого первого. Надеюсь, его ты помнишь?
— Я же не сам… — пробормотал Зверев. — Я человек подневольный. Мне приказали — я сделал… Это моя работа, я не выбираю, кого…
— Кого убивать! — закончил за него Панфилов. — А я выбираю. И сегодня выбрал тебя.
— А ты, дружок, врешь, что от тебя так уж ничего и не зависит, — вмешался Макеев. — От тебя и только от тебя зависит самое главное — возьмешь ты в руки пистолет, чтобы убить кого-то за деньги, или не возьмешь. Так что ты нам мозги-то не морочь!