Серефин очнулся на полу святилища в окружении мертвых мотыльков и осколков стекла. Открыв глаза, он увидел, как девушка-клирик повалилась на пол в обмороке. Ее друг-аколиец кинулся к ней, но не успел подхватить ее.

Вокруг ее головы все еще сиял ореол.

– Надя, – прошептал юноша, приподнимая девушку.

Он покосился на Серефина и тут же напрягся, когда понял, что тот очнулся. Осторожно опустив девушку, аколиец потянулся за своим кинжалом.

– Знаешь, если мы убьем и тебя, то сможем закончить войну еще быстрее, – сказал он.

Он повернулся к Серефину, лениво поигрывая кинжалом.

– Вперед, – пробормотал Серефин.

Где Остия? В творившемся здесь безумии он потерял ее из виду.

Юноша внимательно смотрел на него. А затем перевел взгляд на двери святилища и покачал головой.

– Нет. Думаю, ты не похож на своего отца.

От этих слов Серефин почувствовал небывалое облегчение.

– С ней все в порядке?

Он сел, хотя ему вообще не стоило двигаться из-за очень большой потери крови.

Аколиец посмотрел на Надю, и черты его лица смягчились.

– Понятия не имею. Но после этого вопроса у меня еще меньше желания убивать тебя. – Он протянул руку. – Меня зовут Рашид.

Серефин уставился на него, забавляясь абсурдностью ситуации, но затем пожал руку:

– Серефин.

Рашид встал и подошел к аколийской девушке, которая лежала без сознания в нескольких шагах от них. Пока он осматривал ее, один большой серый мотылек опустился на пол перед Серефином.