Какой же наивной оказалась Надя. Она прислушивалась к голосу сердца, который нашептывал ей, что юноша с очаровательной улыбкой и нежными руками не собирался причинять ей зла. А ведь его окутывала аура опасности, которая волновала ее кровь, но она верила, что он желал ей добра. Ложь, ложь, ложь.
Они все следили за королем Транавии, но, наверное, им следовало все это время не сводить глаз с Малахии.
– Ты поможешь мне остановить это, – сказала она.
Но ответа так и не дождалась.
– Я разрушу все твои тщательно продуманные планы и добьюсь своего.
– Ничего не получится, – наконец, сказал он. – Видишь ли, все взаимосвязано.
Его слова не имели смысла, и она их не понимала. Ее сердце, разлетевшееся на кусочки, колотилось о ребра. Он – чудовище, тьма в облике юноши. И Надя не знала, что ему сказать.
Вместо этого она отвела кинжал от его горла, наклонилась и провела пальцами по его запястью. Подняв его руку повыше, она вырезала на его ладони ту же спираль, что и у себя. Малахия зашипел, когда она прижала кулон к ране и сжала его руку, переплетая их пальцы.
– Я могла бы многое сотворить с такой кровью, как у тебя, – прошептала она, слегка касаясь губами его уха. – И хочу, чтобы ты знал: некоторым богам нужна кровь.
Его глаза становились то светло-голубыми, то цвета оникса, подбородок опустился вниз, а губы растянулись в улыбке:
– Вот ты и поучаствовала в ереси.
Надя почувствовала, как в нее хлынула его черная, ужасающая сила, ноя и бурля, словно яд. Но она приняла эту тьму, позволяя смешаться со своим источником света и божественности.
– Ты вкусила настоящую силу, towy dzimyka, – пробормотал Малахия. – Что ты станешь с ней делать? – Он тихо рассмеялся, а затем надел кулон ей на шею и провел залитым кровью пальцем по ее щеке. – Что ты станешь делать с этой свободой?
Она посмотрела на него, на этого сломленного, лживого и ужасного юношу, который начал эту катастрофу, чувствуя, как опьяняла его сила. А затем склонилась чуть ниже, так что ее губы оказались мучительно близко от его губ. Ее глупое, наивное сердце кричало, чтобы она простила его и в этот раз, дала ему еще один шанс, но он этого не заслуживал.
– Я собираюсь спасти этот мир от монстров вроде тебя.
– Что ж, не упусти свой шанс.
Прижавшись напоследок губами к его виску, она отстранилась и повернулась к залу. Серефин с окровавленной головой стоял на коленях, сгорбившись от боли и изо всех сил упираясь в пол руками, чтобы удержаться от падения. На плитке вокруг него лежали мертвые мотыльки, а звезды вокруг головы начали гаснуть.
Надя проделала еще одну дыру в завесе. Она не разорвала ее полностью, пока не разорвала, но все же смогла ощутить присутствие Маржени. Ее ярость, ее лед, ее гнев. И Наде потребовалось лишь сплести две силы внутри – свою и силу чудовища, – а затем превратить их в то, что она могла использовать. На одно ослепительное, ужасающее мгновение в ее голове зазвучали священные слова. Она видела лишь белый свет, слышала лишь звон божественных колокольчиков, а во рту ощущала лишь медный вкус крови.
Изак Мелески повернулся к ней, и на Надю обрушился сокрушающий, мучительный вес его магии. Сила этого человека вселяла ужас в сознание Нади. Но она видела настоящие ужасы, и уже мало что могло ее напугать.
Вскинув ворьен, она потянула через него силу из небес, а затем обрушила порожденное внутри пламя в пол, и огненные змейки, окрашенные тьмой, заскользили к королю. Но стоило им коснуться Изака, как он попятился и обрушил на Надю еще больший ужас.