«Идиот, ну конечно же, я не взял ее». Серефин замешкался. Звезды, мотыльки, музыка. Мысли кружились в голове…

У него не было и клочка бумаги, чтобы нарисовать кровавые символы. А в одежде не оказалось вшитых бритв. Или ножа в кармане. Все, что у него было, – это он сам и темнота вокруг.

Серефин провел указательным пальцем по ногтю большого пальца. Он всегда коротко постригал ногти, так что и это не помогло.

«Будет больно», – смирившись с неизбежным, подумал он и принялся закатывать рукав, а потом впился зубами в собственную руку.

Кровь тут же прилила к губам, а вслед за ней хлынула опьяняющая волна силы. Но у него не было ни книги заклинаний, ни проводника. Без них невозможно творить магию крови, но Серефину удалось напитать дрожащие мышцы головокружительной силой, полученной из крови.

Он взметнул горсть звезд. Они тускло блестели в темноте, но этого оказалось достаточно, чтобы он рассмотрел, что находится в катакомбах. По крайней мере отсюда был выход.

Серефин с грохотом распахнул наружную дверь катакомб, испугав гвардейцев, которые караулили на улице.

– Ваше высочество, – произнес один из них серьезным тоном и обнажил меч.

– О, вот, значит, как? Я умер, и вам выдали приказ убить меня на месте? Растереть в порошок?

Он не знал, умер ли на самом деле, но так звучало намного поэтичнее.

На мгновение Серефин задумался, сможет ли снова воспользоваться звездами, если они все еще медленно плавали вокруг его головы? Но был только один способ – это узнать. Укус все еще медленно сочился кровью, поэтому он воспользовался ею и размазал по рукам. Но прежде чем он успел призвать магию, сзади в одного из гвардейцев воткнулся нож, сверкая клинком из глаза. Следом на землю повалился и второй. А за ними оказалась опечаленная одноглазая девушка.

– Серефин, – выдохнула Остия.

Ее единственный глаз покраснел так, словно она плакала. Серефин никогда не видел, чтобы Остия плакала. Ближе всего к этому она оказалась в детстве, когда ее собаку убили на охоте. Но даже тогда она выслушала это известие с каменным лицом.

Ощупав мертвых гвардейцев, она протянула Серефину кинжал и поморщилась, когда увидела укус на руке.

– Нам пора, – сказала она, но, помедлив, обернулась и обняла его. – Тебе нельзя умирать, – с отчаянием сказала она срывающимся голосом.

– Слишком поздно, – ответил Серефин, удивившись ее объятиям. – Кажется. А может, и нет. Что происходит? – Осознав, что Остия одна, он почувствовал прилив паники. – Где Кацпер?

Вспышка молнии на мгновение осветила коридор, прежде чем вновь погрузить их в полутьму.

– Мы должны идти, – повторила она. – Прости, Серефин, я не знаю, где Кацпер. – Но она все еще не выпускала его из объятий и даже сжала еще крепче. – Сегодня утром твой отец объявил о твоей смерти. Причем от рук калязинских наемников. Сейчас он в соборе… и, Серефин? – Она, наконец, отстранилась, но ее лицо побледнело. – Что бы он ни пытался сделать, ему это удалось. И ты не должен был выжить.

– Ну, – стараясь скрыть ужас за улыбкой, протянул Серефин, когда Остия отступила на шаг. – Если отец хочет стать богом, мне следует показать ему, что я видел на той стороне.

Он пристегнул кинжал к поясу, но не стал перевязывать рану от укуса. Ему хотелось, чтобы все видели его безрассудство.