Между бровями Джихуна залегла тревожная складка.
– Что происходит? Пожалуйста, расскажи.
– Ничего. – Она скрестила руки на груди и откинулась на подушки дивана. – Видимо, ты не в настроении.
Джихун вздохнул:
– Ну, для этого у меня всегда найдется настроение. Просто… Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Он так хорошо ее знал. Временами даже слишком. И в этот момент Миён ненавидела его за это.
– Я в порядке, просто устала.
– Ладно, может быть, тебе стоит отдохнуть перед ужином. – Он встал, и без тепла его тела рядом ей вдруг стало холодно. – Миён-а.
Она не ответила – лишь решительно уставилась на пустой экран телевизора перед собой.
– Я люблю тебя, – прошептал он. Повисла тишина, и она поняла, что он ждет ее ответа. Такая странная рутина у них сложилась: Джихун произносил слова, от которых сердце у нее билось сильнее и пело, но ответить на них Миён не могла. Он ушел, и она услышала звон посуды на кухне: он взялся помогать Сомин.
Миён не хотела закрывать глаза, но она почувствовала себя совершенно опустошенной. И вскоре она погрузилась в сон и грезы, где ее ждала мать.
12
Сомин шла по дороге в сгущающихся сумерках.
«Не следовало приходить сюда», – думала Сомин, уже, наверное, в сотый раз. И все равно она продолжала путь по узкому переулку, который вел к квартире Чуну. Сомин снова прокрутила в голове то, что хотела сказать. Это так глупо: никогда прежде ей не приходилось заранее обдумать свои слова. Раньше она всегда без колебаний говорила людям то, что думает. Но Чуну ее смущал. И это бесило.
Весь вечер Сомин переживала из-за того поцелуя. Ну… «переживала
Итак, после ужина она сказала матери, что пойдет позаниматься в учебные комнаты, где большинство старшеклассников снимали себе кабинки. Во время коротких летних каникул места в учебных комнатах не оставалось: их заполоняли старшеклассники, готовящиеся к ноябрьскому суныну [26]. Сомин заявила, что после сегодняшних приключений она отстала от учебного графика, опустив, однако, тот факт, что она уже давно все спланировала и выделила целый день, чтобы помочь Джихуну с переездом. Ее матери не нужно было этого знать. И даже если Миён бросила на Сомин любопытный взгляд, когда та выходила, она могла не волноваться: Миён не станет сплетничать.
Тут Сомин налетела плечом на трубу, прикрученную к грязной бетонной стене. Она зашипела от боли, потирая руку и проклиная себя за то, что отвлеклась. Она терпеть не могла этот узкий переулок. Он как будто намеренно чинил препятствия на ее пути, предупреждал, что ничего стоящего здесь не найти. Впрочем, возможно, на то оно и рассчитано, предположила Сомин. Чуну жил в мире, который прятался у всех на виду. В котором существа из легенд были настоящими, хотя никто в них больше не верил. Никто, кроме тех, кто достаточно суеверен, чтобы остерегаться подобных мест.
По переулку пронесся шепот ветра. Странно: любой порыв ветра обычно застревал среди узких высоток и внизу воздух всегда казался застоялым. Но Сомин почувствовала, как затрепетали волосы у ее ушей, и что-то услышала. Шепот. Звуки медленно складывались в слоги, и Сомин вдруг почудилось, будто шепот говорит ее имя. Тихое шипение звало ее.
Она уловила слабый запах лакрицы.
По шее у нее пробежали мурашки. Ощущение такое, будто за ней наблюдали.