– Я даю тебе шанс, потому что знаю, что тебе можно верить, – промолвил Хёк. – Но и я не бросаю слов на ветер, как ты помнишь. Если ты не разорвешь связь между этой энергией и девушкой, мы сделаем то, что должно. Можешь быть уверен.
– И кто это «мы»? – поинтересовался Чуну, хотя ему казалось, что он уже знает ответ. Раньше они с Хёком пытались притворяться, что не имеют отношения к мирам, к которым принадлежат. Мир Чуну – мир сверхъестественных существ, бродящих по земле. И мир Хёка – мир чосын саджа, которые пожинают души умерших и ведут их по Пути Хванчхон в загробную жизнь.
Однако вскоре эти миры заявили свои права на них. И зря они, как сущие дураки, думали, что этого не произойдет.
Чуну был не в настроении встречаться с друзьями-жнецами Хёка. Или наблюдать, как они забирают Миён в загробную жизнь.
– Разберись, – велел Хёк вместо того, чтобы ответить на вопрос Чуну. – Или это сделаем мы. У тебя семь дней.
И он оставил Чуну одного в тесном складском помещении среди бинтов и чистых уток.
11
Миён чувствовала себя обузой. Всю свою жизнь она старалась быть незаметной, невидимой. А теперь она оказалась в центре внимания, пока госпожа Мун торопливо прибиралась в квартире, чтобы принять неожиданного гостя, и бормотала, что надо бы сходить на рынок да купить бычий хвост для супа. Маленькая белая собачка Джихуна, Дубу, прыгала вокруг, время от времени останавливаясь порычать на Миён. Собаки ненавидели лис, и Дубу всегда видела Миён насквозь.
Сомин с Джихун спорили о том, как лучше накрыть стол для семейного ужина. Именно за этим Миён и привезли сюда из больницы. Госпожа Мун рассказала, что, когда Джихун с Сомин были маленькими, каждое воскресенье они устраивали семейные ужины и она хотела бы возродить эту традицию.
С полдюжины раз Миён вставала и порывалась уйти, но каждый раз чувствовала, как у нее подгибаются ноги. Как кружится голова. Казалось, она никак не может отдышаться. Доктор сказал, что она мало спит. Мало – это еще мягко сказано. Она боялась ложиться спать, так как не знала, что значат постоянные появления матери. Но в глубине души Миён понимала, что Йена ушла не до конца – по крайней мере не для нее. А еще она переживала, что ее сны были вовсе не сверхъестественным явлением, а признаком того, что она медленно сходит с ума.
– Сомин-а, куда ты положила мои туфли, те, что с кисточками? – воскликнула госпожа Мун, роясь в обувном шкафу в фойе. Наружу вываливалось все больше обуви, пока она двигала стопки туда-сюда.