– Вот не понимает он, как мне его не хватает! Все с мамой меня оставлял, а сам и не знает, где я была, что делала.

Думала она, а сама потихоньку уходила от круга света, который давал большой висящий над столом фонарь в круглом металлическом отражателе. Иван увидев, что жена пошла куда-то одна, потихонечку двинулся следом, почти догнал, протянул руку и одним шагом они очутились в простой курной избе.

Закопченный потолок, печь больше напоминающая очаг, голые лавки и стол, потемневшие от паутины и копоти образа в углу.

– Вот женушка, и жилье наше.

Оглянувшись, Аленка увидела, как они с Иваном преобразились – на ней оказалось светлая тонкая рубашка до пят, и такой же тонкий ее сарафанчик был в руках у Ивана. На нем тут же очутился толстый коричнево – рыжий суконный кафтан с петлицами из шнура и блестящими медными пуговицами. На голове – шапка с таким же суконным верхом и простой опушкой, то ли из зайца, толи еще из какой зверюшки. На ногах правда были сапоги – из коричневой кожи но изрядно поношенные, как и рыжеватые льняные штаны, крашеные луковой шелухой.

Аленка чуть не разревелась: как тут жить? Но увидев не менее растерянное лицо Ивана, успокоилась и стала смотреть вокруг, что бы на себя накинуть – в такой рубашечке печь по-черному топить – себя не жалеть. Однако в доме было совсем пусто – ни сундуков, ни ящиков не нашлось, и еды тоже в доме не было. Покачала Аленка головой – вышла из дому хоть огород сыскать, а и того нет. Стрелец весь день на царской службе – там его и кормят и поят, и одежду выдают, а дом вроде, как и без надобности, переночевать только. Печь есть, крыша есть, и тулуп старый с печи свисает.

Вот тут Аленка не удержалась – заревела! Избушка-развалюшка показалась праздником!

Иван тоже изрядно удивился, ко многому был готов, но бытовая неустроенность такого уровня? Однако не зря он в семинарии учился – призадумался, видно не просто так их в такое место забросило! Намек и ему, Ивану есть, не все силы на службу идти должны, надо и жене помогать! Как же его Еленушка в такой грязи да неустроенности жить будет?

Вот впервые за долгое время стали они разговаривать! Не просто сообщать новости да благодарить за завтрак, а обсуждать, что делать и как, что в первую очередь, а с чем и погодить можно. И как бы им денег добыть? Утерев слезы, Аленка слушала мужа не как противного шефа, не как мужчину, а как друга и соратника в борьбе с бедностью и унынием.

Наговорившись, решили – вот прямо сейчас Иван дров принесет, да печь затопит, что бы Аленке рубаху последнюю не опалить. И в лес пойдет – надо бы дичи к царскому столу добыть, а как службу справит – сразу домой, к жене любимой, да по дороге с поварни ей что-нибудь на обед прихватит. Только пока они говорили – свечерело, из царского дворца гонец примчался:

– Где стрелец такой – сякой, где дичь, к столу царскому?

Тут Аленка не стерпела, поднялась с лавки, остановила брань площадную мановением ручки царственной, да и вымолвила, пристально уставившись изумрудными очами в глаза посыльного:

– Ступай во дворец, да скажи повару, что дичи битой три воза у него на заднем дворе стоят! Да чтобы не смел стрельца без толку гонять! Пока не кончится дичь и носа сюда не кажи!

Опешивший гонец вылетел за дверь, а Иван в восхищении поцеловал Аленкину руку:

– Ох и крута ты у меня, Еленушка, коль тебе любимую мозоль отдавить!

Аленка рассмеялась невесело – ну вот и бестолковая работа пригодилась. И тут она вспомнила:

– Вань, мы же в сказке! Давай я попробую?

Махнула она рукавом, и выбелила всю избу изнутри, прямо по саже… Смеялись вместе. Иван припоминал, как его бабуля в деревне сначала отмывала стены, а уж потом белила, а Аленка пыталась отдать мысленно верный приказ к действию. В итоге мокрые и обрызганные известью они часа через два удовлетворенно смотрели на дело рук своих. Домик изнутри стал чистым, но все еще голым и пустым.

Попытка колдовством получить обыкновенный хлеб тоже провалилась – похоже, Аленка слабо представляла себе технологию его изготовления.

– Вань, я устала уже и есть зверски хочу, давай я лучше муку попробую сделать, да блинов напеку?