Как бабушка, она была намного откровеннее с моей дочерью, и та в свою очередь была откровеннее с ней, чем со мной. Они стояли друг за друга горой, часами болтали и делились разными историями, лежа на кровати. Татьяна стала превосходным рассказчиком и кинорежиссером.
Моей матери не было равных в умении распоряжаться деньгами. Она получила половину состояния отца, когда ушла от него, и сделала настолько удачные вложения, что даже в последние годы своей жизни была финансово независимой и смогла купить прекрасный дом у океана на острове Харбор на Багамах. Родись она в другое время и при других обстоятельствах, она бы стала очень востребованным специалистом по инвестициям.
Мой сын Александр извлек огромную пользу из ее способностей к управлению финансами. Она объяснила ему, что такое акции и облигации, доход и дивиденды и в какие компании стоит инвестировать. Каждый день, когда он возвращался из школы, они сидели и вместе изучали страницы, посвященные рынку ценных бумаг, в вечернем издании газеты New York Post, чтобы узнать, какие акции подорожали, а какие опустились в цене. Когда ему было шесть или семь лет, мой новый бойфренд Барри Диллер решил подарить ему на день рождения одну любую акцию и сказал, чтобы он сам выбрал, акцию какой компании он хочет. «Выбирай самую дорогую», – посоветовала ему моя мать. Александр выбрал IBM.
Сейчас он управляет семейными финансами, входит в состав советов директоров престижных компаний и зарекомендовал себя как великолепный консультант и советчик для всех нас. Нет никаких сомнений в том, что этому поспособствовали знания, полученные от моей матери.
Она была моей скалой. Хоть я и думала, что преодолела свой страх самолетов, я помню один очень страшный полет, во время которого нас сильно трясло. Мы летели на остров Харбор с ней и Александром сразу после того, как ее выписали из больницы. Когда самолет вдруг попал в воздушную яму, издавая громкие скрипящие звуки, я закрыла глаза и подумала: «Так, мне страшно. Где мне взять сил? Кого взять за руку – своего большого сильного сына или свою слабую умирающую мать?» За силой я обращусь к маме, это даже не обсуждается. И я накрыла ее ладонь своей.
Я помню, как примерно в одно время с этой поездкой переживала за свою дочь Татьяну, которая должна была вот-вот родить. Почему-то, когда у твоего сына появляется ребенок, это совсем не то же самое, как когда рожает твоя дочь, – ты буквально ощущаешь это собственной кожей. Это физическая агония. Я ужасно боялась за свою маленькую девочку и думала обо всем, что могло пойти не так. По дороге в больницу я позвонила маме в слезах. Она была очень слаба, но собрала все свои силы, чтобы дать их мне. К счастью, вышло так, что они мне не понадобились. Антония родилась без всяких осложнений, и Татьяна была в порядке. Еще одним свидетельством силы характера мамы стало то, как она цеплялась за жизнь, чтобы увидеть ребенка Татьяны. Несмотря на то что ее тело практически прекратило свою жизнедеятельность, ее сознание и воля оставались крепки. Столько раз за свою жизнь она была больна и находилась на волоске от смерти, но благодаря невероятной силе и твердости духа оставалась жива.
К этому моменту на свет уже появилась ее первая правнучка Талита, дочь Александра и его тогдашней жены Александры Миллер. Мне особенно запомнился один удивительный день, когда Александра приехала навестить нас с мамой в отеле Carlyle в Нью-Йорке с годовалой Талитой в коляске. Был День матери, и Александра подарила каждой из нас по букету цветов. Мы не могли отвести глаз от очаровательной малышки, которая подтягивалась вверх, цепляясь за кресло, а потом вдруг встала сама и сделала свой первый шаг! Мы все захлопали и начали хвалить ее, и тут случилось кое-что невероятное. Моя пожилая мать, больная и покрытая морщинами, сидела в кресле и смотрела на маленькую девочку на полу, а та смотрела на нее, как вдруг я увидела белую вспышку, которая, словно молния, промелькнула между моей матерью и Талитой. Я думаю, что в тот день энергия и дух моей матери переселились в мою внучку. Я видела, как это произошло, видела эту белую вспышку, соединившую мою мать и Талиту. Я видела ее.
Нельзя сказать, что мама умерла спокойной смертью. Я думаю, она вновь переживала ужасы лагерей и боролась со смертью, как тогда в Аушвице. Ее и раньше мучили эти кошмары. Несмотря на все свои усилия похоронить прошлое и устремить взгляд в будущее, за двадцать лет до этого во время поездки в Германию с Хансом и его клиентами у нее случился срыв. Когда мне в Нью-Йорк позвонил Ханс и сказал, что он проснулся утром в отеле и обнаружил, что мама пропала, я думала, у меня остановится сердце. Наконец ему удалось найти ее в лобби отеля – она пряталась под столом консьержа, громко говорила бессмысленные фразы и была явно не в себе. В панике я спросила у него: «Почему? Что случилось?» Он предполагал, что дело было во вчерашнем ужине в ресторане с его клиентами. Было очень жарко, и люди за столом вокруг нее громко разговаривали по-немецки. Я подозревала, что помимо этого они с Хансом еще и поругались, но, как бы там ни было, ее состояние было плачевным.
Ханс думал, что она может прийти в себя, если услышит мой голос, и я попыталась спокойно поговорить с ней по телефону, но она только и делала, что бормотала бессмыслицу. Ханс отвез ее обратно в Швейцарию и положил в психиатрическое отделение больницы, и мы все слетелись, чтобы побыть с ней рядом, – я, мой брат и даже отец, но она по-прежнему была невменяемой, ее речь оставалась бессвязной, она бредила и то смеялась, то плакала. Она отказывалась от еды и воды, ни за что не соглашалась снять шубу и лежала в ней прямо на своей больничной койке. Мы думали, что потеряли ее. Но она была бойцом до мозга костей и уже через три недели чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы ее выписали из больницы и направили восстанавливаться в клинику. Вернувшись к жизни откуда-то издалека, она снова совершила чудо.
Во время своей последней болезни в 2000 году, даже несмотря на помощь ее заботливой сиделки Лорны, у нее больше не было сил бороться со смертью и демонами, преследовавшими ее всю жизнь.
Мы с Филиппом похоронили ее в Брюсселе, возле отца. Она знала, что ее ждет место рядом с ним, и была этому рада. Несмотря на расставание, они очень любили друг друга, и казалось правильным, что в конце жизни они оказались вместе. На могильном камне отца мы сделали надпись «Спасибо за твою любовь», а на мамином – «Спасибо за твою стойкость».
Мюллеров на похоронах не было: после расставания с мамой Ханс женился, а мы, потрясенные смертью мамы, не сумели вовремя связаться с его сыном Мартином… Мне очень неловко за это, ведь я испытываю к нему нежные чувства, а Лили была ему как мать и они с Мартином оставались близки.
Я подписала письмо от всех нас: «Диана, Филипп, Александр, Татьяна, Сара, Келли, Талита и Антония». (Мои внуки Тассило и Леон тогда еще не родились.)
Я нашла одну очень милую записку среди тех, что она писала самой себе, напечатала ее, украсив тисненым ландышем – маминым любимым цветком, – и приложила ее к своему посланию.
«Бог дал мне жизнь и наделил меня удачей, – писала она. – Всю жизнь удача не покидала меня. Я чувствовала ее присутствие, она была рядом, словно тень. Она следовала за мной везде, и я возьму ее с собой, куда бы я ни направлялась, и скажу: «Спасибо за мою удачу. Спасибо за мою жизнь. Спасибо. Спасибо».
2
Любовь