Билл Малкольм побледнел. Натали бесцеремонно обошлась с ним, разгласив их сугубо личный разговор. Но ее уже было не удержать. Она шла в атаку, сжигая за собой мосты.

— Я устала от попреков моих друзей-профессионалов, будто бы я не знаю, как шьются манто и жакеты, как кормятся норки и выводятся новые породы. Кое-что я узнала за последнее время, но это не мое дело, мои старые дорогие друзья! Друзья мои и покойного Уоллеса Невски, мое дело — зарабатывать доллары для владельцев акций, искать инвестиции для расширения производства и сбыта.

— Где эти доллары? Кредиторы хотят их пощупать и услышать хруст зелененьких, — подал наконец голос Джервис.

Коршун проснулся и расправил крылья. Вот-вот взлетит и клюнет.

— Деньги, полмиллиона долларов, дает Россия за наше технологическое участие в совместном производстве.

— Россия непредсказуема. Сегодня «да», завтра «нет». Сегодня один политический режим, а наутро после «бурной ночи» — другой…

Джефферсон Джервис поднялся из-за стола. Он был так высок ростом, что его маленькая хищная голова чуть ли не доставала до потолка. Его клюв и расширившиеся от ненависти глаза коршуна были где-то на уровне хрустальной люстры, нависшей над столом заседаний. Ярость Джервиса, его напор действовали на присутствующих гипнотически.

— Я вам приготовила сюрприз, — тихо в наступившей паузе произнесла Натали.

Предвидя схватку с Джервисом, она распорядилась, чтобы Джоан установила в зале старый английский репродуктор времен войны с Гитлером. Его Уоллес хранил среди домашнего хлама как реликвию. Не так сложно было подключить аппаратуру к действующему телефону. Она набрала номер Эдди Майлла. Тот откликнулся тут же из своей конторы. Примерное время этого звонка Натали обговорила заранее. Неповторимую интонацию всем известного организатора финансовых «пирамид», рыцаря народного капитализма, не мог подделать самый талантливый актер. Его многократно усиленный динамиками голос давил на слух притихших акционеров.

— Рад твоему благополучному возвращению, Натали, в родные пенаты! Поздравляю с удачным контрактом. Кажется, ты собралась внедрять капитализм в социалистическое сознание трудящихся масс?

— Согласись, Эдди, идея не так уж плоха… Теперь я продаю еще одну…

— Интересно. Какую же?

— Я хочу, чтобы ты взялся преобразовать «Котильон». Организуй холдинговую компанию, чтобы обеспечить уплату долгов и выкуп долей пайщиков.

Эдди хихикнул, и его смешок прозвучал через громкоговоритель зловеще. Он подействовал на всех, даже на Джервиса.

— Дорогуша! Я вымощу тебе путь золотыми монетами, особенно под нашу общую постель… Не побрезгуешь тем, кто не каждый день принимает ванну?

— Короче, Эдди! Ты говоришь об акционерном обществе открытого типа?

— Я всегда бью в одну точку. Только вот твой твердокаменный череп до сих пор не поддавался…

— Кажется, ты уже пробил в нем дырку.

— Неужели? Или ты стала другой, или мир перевернулся?

— И то, и другое… И третье, что пришло мне в голову: лучше я буду управлять открытым АО, чем «Котильон» вообще уплывет в чужие руки.