– Я рад, – улыбнулся Стас, помогая подняться спутнице и пробраться на выход.

Он мог бы сказать и другое, например, что некоторые ценности у них совпадают или что тоже не остался обделен впечатлениями в этот вечер, но не захотел. Говорят, сдержанность украшает мужчину, а молчание порой лучше слов. Зимину вполне хватало восторженного щебета Жени.

Она что-то ему поясняла из увиденного на сцене, приводила примеры и спрашивала мнения. И он даже умудрялся отвечать в тему. Но главное крылось в том, что Стасу просто нравилось быть с ней рядом. Нравилось ее слушать, наблюдать за ней, реагировать и откликаться на неожиданные предложения.

Казалось, в голове этой женщины скрыт вход в сокровищницу Али-Бабы со всякими диковинками и чудесатостями. Им было весело, хорошо и легко вместе. И когда вечер окончательно уступил права ночи, после наполненного событиями дня, ребята засыпали в обнимку в одной постели.

Женя тихонько мурчала знакомую песенку. Стас обыграл ее в споре, и теперь она должна была исполнить желание. Как ни странно, ему захотелось именно этого – детскую песенку перед сном. Он слушал и улыбался, глядя на пляшущие язычки догорающих свечей.

Женя закончила и поинтересовалась:

– Ну что, признавайся, танцую я лучше, чем пою?

– У меня слишком мало статистики, чтобы давать такие серьезные признания. Придется тебе петь колыбельные для меня каждый вечер.

– Братец Кролик, а ты хитер, – завладев одеялом практически в единоличное пользование, поделилась выводами Афинская. Но спустя пару мгновений уже без смеха спросила: – О чем ты сейчас думаешь? Мне действительно интересно. Не стоит недооценивать мою наблюдательность.

Стас поцеловал Женю в макушку и совершенно честно ответил:

– Думаю, что мне хорошо. Без всяких дополнительных условий и сослагательных наклонений. Сейчас я ощущаю себя счастливым, и мне это нравится.

Больше его Терпсихора ничего не сказала, ничем не выдала собственных мыслей. Через некоторое время ее дыхание стало ровнее и медленнее, а Зимин вдруг подумал, что его нынешнее состояние проходящее, как любые ощущения в теле или события в жизни. Часом, днем, неделей больше или меньше, оно исчезнет. Он обычный мужчина, не святой, не мудрый, не идеальный.

Да, сегодня он купался в выплескивающихся из Жени эмоциях, жмурился, словно кот, и наслаждался возможностью впитывать радость через призму ее восприятия. А уже завтра или бог знает когда ему захочется чего-нибудь своего, и это желание может пойти вразрез с желаниями Евгении. Или он обнаружит, что она его злит, раздражает, способна вызывать самые разнообразные чувства, далеко не всегда комфортные и приятные.

Впрочем, это работает в обоих направлениях, если уж быть до конца откровенным.

Как там Костян говорил, жизнь, как жесть, и страсти, достойные театральных подмостков? Стас не питал особых иллюзий и старался трезво оценивать людей, себя и природу отношений. Но зарываясь носом в волосы сонной и вне сомнений небезразличной ему девушки, лишь улыбнулся. Мысли его не пугали.

Он совершенно точно знал следующее: все меняется, очень многое в наших руках и нашей воле, за отливом всегда приходит прилив. И если уж так случилось, что встретил человека, чья радость способна по-настоящему осчастливить и тебя самого, то это ценный подарок. Он стоит того, чтобы притормозить и вглядеться в него повнимательнее.

– Знаешь что? Ты меня достал! Тиранище недоэльфийское, – психанула Алена и демонстративно отвернулась от Кости.

Такой вид кругом, такое небо, да и сама она, в конце концов, тоже весьма привлекательна. А этот… этот… ху-у-удожник невменяемый из Алены всю кровь уже высосал. И свет не такой, и сидит она не как ему надо, и улыбается слишком наигранно. И вообще все не так!

Сам же указания выдал, Ковалева делала, что велели. Но кого волнуют подобные мелочи? Не Лисовского явно. В него будто бес вселился – не так Алена представляла отношения между мастером и моделью. Проза жизни как всегда оказалась на поверку сурова и абсолютно лишена романтики.

«Улыбнись, не улыбайся. Откинься назад, поправь волосы… Нет, не так сильно, верни как было! А что если…» – несмотря на то, что Костя между диктатурой вполне успевал делать наброски, Алене казалось, что он только зря тратит их время.