— Да, меня приманило ваше чудесное пение, — заметил муж. — Не думал, что у вас такой мощный баритон.

Какое пение? А! Это же гномы!

— Ах, вы просто меня не знаете. У меня много талантов, — улыбнулась я, как можно более легкомысленно. — Я всегда пою, когда убираю!

— Простите, когда вы убираете трупы, оставшиеся после вашего сладкогоголосого пения? — спросил муж, норовя пройти внутрь. Но я встала у него на пути. Кажется, на этот раз гномы спалились окончательно!

— А чем это пахнет? — спросил муж, подозрительно принюхиваясь. Запах гномьей браги был настолько силен, что провонял весь дом.

— А, это я готовлю, — заметила я, стараясь улыбаться и не пропуская мужа внутрь. Пришлось расставить руки и вцепиться в дверной косяк. — Я всегда пою, когда готовлю!

— Я вы своей чудесной песней готовите людей к худшим временам, — вежливо произнес муж, пытаясь войти внутрь. Моя рука немного съехала по дверному косяку.

— Трепыхаются! — послышался крик инквизиторов. Клетка ходила ходуном, но из–за мужа и кареты видно было плохо, кто в ней. — Надо бы их чем–нибудь накрыть… Чтобы успокоились!

Кто же в клетке?

— А кто там? — спросила я, видя, как муж с подозрением смотрит внутрь.

— Мы еще не договорили про ваш чудесный голосок, а тут же новые вопросы. Извините, моя вежливость не успевает. Она сейчас может немного запаздывать, — с вежливой угрозой заметил муж, решительно собираясь пройти внутрь.

— Может, вам спеть? — спросила я, видя, как муж заинтересованно посмотрел на меня.

Я прокашлялась, понизила голос, как это делала в детстве, чтобы дядя и тетя улыбнулись и…

— В старой шахте пахнет хвойной тишиной! — басом спела я, а муж посмотрел на меня с недоверием. — Бьет киркой шахтер упрямый молодой…

Клетка чуть не выпала из рук инквизиторов, а они уставились на меня. Гномы будут мне должны!

— Скажите, мадам, — прищурился муж. — А почему именно про рудники?

— А вы когда–нибудь пробовали отковырять накипь от чайника? — спросила я, прищурившись.

— А почему мне показалось, что пело очень много голосов? — спросил муж.

— Так это эхо! Знаете, я не люблю петь в комнатах, где нет эха, — ответила я, стоя, как на сковородке.

— А икали вы почему? — спросил очень подозрительный муж.