– Да.
Я осторожно целую его, и через секунду колебаний Генри начинает целовать меня, и очень скоро у нас все как прежде. Лучше, чем просто хорошо. Я ему рассказала, но все в порядке, он по-прежнему любит меня. Все мое тело кажется легче, и я вздыхаю от радости признания, наконец это случилось, и даже без епитимьи, никаких «Аве Мария» и «Патер ностер». Ощущение такое, как будто я разбила машину в хлам, а на самой – ни царапины. Там, где-то там, на поляне, мы с Генри занимаемся любовью на зеленом одеяле, и Гомес глядит на меня сонно и протягивает ко мне свои огромные руки, и все, все происходит сейчас, но уже, как всегда, слишком поздно что-то менять, и мы с Генри открываем друг друга на диване в мастерской, как нераспечатанные коробки конфет, и еще не слишком поздно, по крайней мере
14 апреля 1990 года, суббота
(Клэр 18)
(6:43 утра)
КЛЭР: Открываю глаза и не понимаю, где я. Запах табака. Вьетнамские жалюзи отбрасывают тень на потрескавшуюся желтую стену. Поворачиваю голову – рядом со мной в своей постели спит Гомес. Внезапно я все вспоминаю и впадаю в панику.
Генри. Генри меня убьет. Кларисса меня возненавидит. Я сажусь. Комната Гомеса – свалка из переполненных пепельниц, одежды, юридической литературы, газет, грязных тарелок. Моя одежда лежит маленькой обвиняющей кучкой на полу возле меня.
Гомес преспокойно спит. И совсем не похож на парня, который только что изменил своей девушке с ее лучшей подружкой. Светлые волосы разбросаны, так странно и непохоже на его обычную аккуратную прическу. Он выглядит как мальчишка-переросток, уставший от избытка мальчишеских игр. У меня стучит в голове. Внутренности дрожат, как будто меня избили. Я встаю, покачиваясь, и иду по коридору в ванную, сырую, в плесени, заполненную бритвенными принадлежностями и влажными полотенцами. Оказавшись в ванной, не знаю, зачем пришла. Писаю, умываюсь жестким обмылком и гляжу в зеркало: не изменилась ли я, не поймет ли Генри, что я натворила, только увидев меня… Выгляжу я отвратительно, но вообще-то, мало чем отличаюсь от себя обычной в семь утра.
В доме тихо. Где-то тикают часы. Гомес живет в квартире с двумя другими парнями, тоже с юридического. Не хочу на кого-нибудь натолкнуться. Возвращаюсь в комнату Гомеса и сажусь на кровать.
– Доброе утро. – Гомес улыбается и протягивает ко мне руки; отпрянув, я ударяюсь в плач. – Черт! Котенок! Клэр, тихо, тихо, детка…
Он вылезает из-под одеяла, и вскоре я рыдаю в его объятиях. Я думаю обо всех моментах, когда плакала на плече Генри. «Где ты? – отчаянно спрашиваю я. – Ты мне нужен, здесь и сейчас». Гомес снова и снова повторяет мое имя. Что я здесь делаю, голая, плачу в объятиях такого же голого Гомеса? Он протягивает руку и дает мне пачку носовых платков. Я сморкаюсь, вытираю глаза и гляжу на него с беспредельным отчаянием, он смотрит на меня в смущении.
– Все в порядке?
Нет. О каком порядке может идти речь?
– Да.
– Что случилось?
Пожимаю плечами. Гомес начинает говорить, как будто я – свидетель на перекрестном допросе.
– Клэр, ты раньше с кем-нибудь спала? – (Я киваю.) – Дело в Клариссе? Ты так себя чувствуешь из-за нее? – (Я киваю.) – Я что-то сделал не так? – (Качаю головой.) – Клэр, кто такой Генри?
Смотрю на него непонимающе.
– Откуда ты знаешь?..
Ну вот, попалась. Сукин сын. Черт.