Егоров взвел курок. Щелчок разорвал гнетущую тишину комнаты. Никита вскочил, кинулся на Федора, чтобы выбить из его рук оружие…

Тут раздался выстрел. Но предназначался он не Никите, а лохматому мужику с граблями, что попытался ударить Егорова черенком. Мужик упал, громко охнув. По рукаву его серой рубахи разлилось кровяное пятно.

- Этого я только ранил, - процедил Егоров. - Следующего, кто попробует мне помешать, убью!

Все замерли. Даже Никите пришлось остановиться, потому что дуло было направлено ему прямо в лоб. Но тут от толпы отделился огромный мужичина в потрепанной косоворотке. Он был уже довольно стар, сед, но по-молодецки силен. Его глуповатое лицо испещряли морщины, глаза были затуманены алкоголем. Это был Ванька-буян. Известный выпивоха и драчун, который от вина и постоянных ударов по голове помутился разумом, да так сильно, что не боялся даже пистолета.

Осклабившись, Ванька занес над головой свой топор.

Егоров выстрелил, метя в сердце. Но попал выше - пуля врезалась в могучее предплечье и не принесла ощутимого урона Ванькиному организму. Только разозлила. Увидев на своей рубахе растекающееся кровяное пятно, Ванька взревел и кинулся на Егорова.

- Не убивай его! - крикнул ему Никита. - Его судить надо!

Но буян не послушался. Со всего маху он обрушил черенок топора на седую голову Егорова. Федор рухнул как подкошенный. Его разбитая голова страшно стукнулась об пол, и из нее во все стороны полетели кровавые брызги.

Ванька вновь занес топор, но его руку перехватил подбежавший Никита.

- Все, хватит. Он уже мертв, - прокричал он в испитое Ванькино лицо. Но тот стряхнул его руку, в его пустых глазах полыхнула жажда крови. - Мужики, держи его! - воззвал Никита к остальным. - Незачем над трупом глумиться!

Мужики повисли на Ванькиных руках, не давая ему замахнуться. Но тот пытался вырваться и все бормотал: «Убью гада!»

- Ты уже его убил! - воскликнул Никита, ткнув Ваньку кулаком в скулу. - Смотри, голова разбита! И он не дышит!

Но Никита ошибался. Федор дышал еще несколько секунд. И все эти секунды сознание его не оставляло. За эти мгновения он успел подумать о двух вещах. Первая - как хорошо, что все закончилось и зверь внутри меня умрет вместе со мной. Вторая - какое знакомое лицо у этого бугая с топором. Уж не дядя ли это мой, дурень Ивашка?

На этом сознание покинуло Егорова.

Дыхание остановилось.

Не отпетый, не покаявшийся, не прощенный, он умер.

И как только истерзанная «зверем» душа Федора покинула измученное болезнями тело, Арина вынырнула из черного омута своего обморока.