Каттер припас бегство на крайний случай. На потом.
– Мы надеемся, – говорила Анн-Гари.
«Быть может, она права. Поезд придет, остатки Коллектива восстанут, правительство падет».
Оказалось, что на этих сырых землях жили и другие люди. Раз в два-три дня Совету попадались деревянные дома фермеров на вершинах холмов. Под крутыми склонами, где подъем становился пологим, – несколько акров обработанной каменистой земли. Фруктовые сады, огороды, загоны для грязно-серых овец. Обитатели ферм и отдаленных хуторов приходили взглянуть на Железный Совет, пока клались пути. Эти люди, с молочно-белой кожей от близкородственных браков, глазели на состав, даже не подозревая, что присутствуют при историческом событии. Иногда они приносили товары на обмен.
Наверняка были и города, где фермеры сбывали произведенное ими, но Совет не видел ни одного. Слух о нем – о беглом поезде, приближающемся с запада в окружении горделивой армии беспределов и их детей, – облетел всю болотную страну.
«В Нью-Кробюзоне наверняка тоже узнают. Может, на нас скоро нападут».
– Слышали? – спрашивала их одна беззубая фермерша; она предложила им ветчину, закопченную на яблоневых дровах, в обмен на их деньги (таинственные дублоны с Запада) и кусочек поезда на память (ей дали зубчик смазанной маслом шестеренки, и женщина взяла его с трепетом, как священную книгу). – Я про вас знаю. Слышали?
Она буквально настояла, чтобы Совет проложил путь прямо через ее жалкий клочок земли.
– Тогда мне и пахать не надо будет. Слышали? Говорят, в Нью-Кробюзоне беда.
«Наверное, Коллектив пал. Или перешел в наступление. Кто знает».
Дальше на восток – и стало ясно, что это за беда.
– Война кончилась, – сказал им один человек, чье пастбище превратилось в вокзал, а крыльцо – в платформу.
Его ближайшие соседи покинули свои низинные владения и проехали много миль, чтобы своими глазами увидеть Железный Совет. На полях земледельца возникли боковые пути, и вокруг них толклось множество мужчин и женщин. Фермеры и охотники из пустоши с суровым удовлетворением наблюдали за ними.
– Войне конец, – говорил он. – Так я слышал. Воевали-то с Тешем али как? Ну вот, война кончилась, мы победили.
«Мы? Мужик, ты в Нью-Кробюзоне-то отродясь не был. Ближе чем на сто миль не подходил».
– Они сделали что-то и победили, и теперь Теш просит мира. А я почем знаю, что? Чего-чего? Какой такой Коллектив?
Нью-Кробюзон что-то сделал. История возвращалась. Тайная миссия, говорили одни; наемное убийство, твердили другие. Чему-то был положен конец, жизнь изменилась, на тешан нашлась управа, их принудили к переговорам или даже к капитуляции.
«Что-то изменило планы Теша? – криво ухмылялся про себя Каттер. – Подумать только». Похоже, что победа в войне усилила влияние парламента и мэра, лишив Коллектив всякой поддержки. Тут уж было не до ухмылок. О таком тошно было даже думать.
– Забастовщики? Им конец. Правительство разобралось с ними.
Беглецы из города рассеялись по мокрым от дождя трясинам. Они приходили в деревни, мимо которых шел Железный Совет, и оставались там; заселили даже заброшенные поселки, выросшие в степи во время железнодорожного бума. Нередко рабочие стаей муравьев спускались с холмов на равнину, где клали рельсы на утоптанную тропу или возрожденную проезжую дорогу. Новые посельчане высыпали из бывших салунов, борделей и церквей и смотрели, как в считаные часы – Совет набирал скорость с каждым днем – укладчики наводили стальной путь поверх гужевой дороги и поезд проезжал там, где раньше видели лишь верховых бродяг да дилижансы.