В середине XVII века казачий атаман Семен Дежнев, выйдя на нескольких кочах из Якутского острога, обогнул мыс, получивший его имя, и прошел проливом, отделяющим Евразию от Америки (позднее этот пролив получил имя Беринга).
– Я слышал об этом, – кивнул Макаров, – только почему русские мореплаватели забросили освоенные их предками морские пути? Я вижу, что вы изучали документы, рассказывающие о северном судоходстве. Может, вы подскажете мне о причинах этого?
– Как ни странно, но в этом виноват основатель русского регулярного флота – Петр Великий, – усмехнулся я. – Царь-батюшка часто, желая сделать доброе дело, добивался прямо противоположного результата.
Степан Осипович удивленно посмотрел на меня. Видимо, он был удивлен моим ответом. Потом он пригладил свою роскошную бороду и произнес:
– Милостивый государь Александр Васильевич, а знаете ли вы, что именно при Петре Великом освоение Российского Севера стало государственной программой. Было организовано несколько экспедиций, которые возглавили офицеры русского военного флота.
– Знаю. Но мне известно и то, – сказал я, – что наш великий ученый Михайло Васильевич Ломоносов считал возможным плаванье вдоль северного побережья Евразии к странам Дальнего Востока. Ломоносов изложил свои соображения и расчеты в труде «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию» и в «Прибавлении о северном мореплавании на Восток по Сибирскому океану». Что же касается Петра Великого, то пагубное влияние на северное мореплавание оказал указ царя, запрещающий строительство в России «староманерных судов». На государевых верфях должны были строить корабли только по «европейскому стандарту».
А ведь поморский коч – идеальное судно для плавания во льдах. Характерная особенность его корпуса – яйцевидная форма. При сжатии во льдах такое судно выжималось вверх, и это простое решение можно смело отнести к числу наиболее блистательных технических изобретений. Поморский коч – это деревянное парусное судно длиной 16–17 метров, шириной около четырех метров, осадкой не более одного-полутора метров, что позволяло ему входить в устья рек в любое время года. Коч принимал на борт до 30 тонн груза и до 50 человек членов экипажа и пассажиров. Поморы предъявляли к своим судам очень жесткие требования: за короткое арктическое лето они должны были преодолеть тысячи миль, причем в условиях сложной ледовой обстановки и сильнейших штормов. Отсюда необыкновенная прочность кочей, высокая маневренность, быстроходность. Известно, что в XVII веке кочи могли проходить по 70–80 миль в сутки, а некоторые умелые и удачливые мореходы выжимали даже по 100–120 миль. Для сравнения – английские торговые суда, ходившие в Архангельск, преодолевали в сутки не более 45–55 миль, а голландские фрегаты – 35–40 миль.
– Да, но время парусных кочей прошло, – сказал Макаров. – Без паровых ледоколов по северным морям ходить невозможно.
– Вы правы, Степан Осипович, – ответил я. – Именно ледоколы и должны стать тем ключом, который откроет для мореплавания Северный морской путь. Но одних ледоколов мало. Для освоения Северного морского пути необходима развитая инфраструктура. По всему пути надо построить пристани и города. Надо организовать Главное управление Севморпути. Оно должно проложить трассу от Белого моря до Берингова пролива, оборудовать этот путь, держать его в рабочем состоянии и обеспечить плавания по нему. Нужны угольные станции, где ледоколы будут бункероваться углем. Со временем корабли этого типа перейдут на дизельные двигатели, и потребуются порты, где они смогут заправляться жидким топливом. Вот здесь, – я подошел к лежащей на столе карте, – на полуострове Таймыр находится месторождение угля. Надо начинать его разработку. А вот здесь, – я снова ткнул в карту указкой, – в районе Обдорска[10], находится месторождение нефти. Но разработка полезных ископаемых – задача не моряков. Их задача – обеспечить снабжение поселков, зимовий и полярных станций. Север должен быть российским. Это сейчас он никому не нужен и безлюден. Завтра все может измениться. Мы, Степан Осипович, должны думать о будущем России.
– Вы правы, Александр Васильевич, – произнес адмирал Макаров, внимательно рассматривая карту. – Я вижу, что Севером надо заняться всерьез. Это наш Клондайк, который еще нужно открыть. Да и сам Северный морской путь – важнейший морской путь, ценность которого у нас еще не оценили. Я уже подсчитал – расстояние от Санкт-Петербурга до Владивостока по Северному морскому пути составляет свыше 7560 миль, а через Суэцкий канал – свыше 12 500 миль. Можно посчитать – сколько можно сэкономить времени и топлива, если провести торговые суда по Северному морскому пути. А про военные корабли – и говорить нечего. Наша эскадра может быть в случае нужды быстро переброшена на Дальний Восток, причем путь ее будет проходить по внутренним морям России. Скажите, Александр Васильевич, – адмирал пристально посмотрел мне в глаза, – а почему это вы вдруг решили поговорить со мной о Северном мореплавании? Я полагаю, что вы это сделали по поручению государя. Я не ошибся?
Я кивнул. Именно император на днях напомнил мне, что он хочет назначить адмирала Макарова начальником Северного морского пути. Михаила интересовало – не раздумал ли Степан Осипович продолжить исследование Севера после того, как он получил спокойную и почетную должность в Петербурге. Похоже, что адмирал Макаров с юношеским пылом готов начать освоение Арктики. И надо дать ему возможность осуществить свою давнюю мечту.
Это воскресенье было отмечено по-зимнему ярким синим небом, зимним солнцем, хрустящим белым снегом и легким морозцем, от которого румяные гимназистки, по выражению поэта, становятся «чуть пьяными». Именно на это первое зимнее воскресенье и была назначена свадьба адмирала Ларионова и дочери британского короля Виктории Великобританской.
А ведь еще неделю назад с неба сыпался мокрый снег пополам с дождем, под ногами противно чавкало и хлюпало, и ноги мокли даже в галошах фабрики «Треугольник». В такие дни у врачей прибавляется работы, а в аптеках самым ходовым товаром становятся пакетики с сушеной малиной.
Но в одну прекрасную ночь все вдруг изменилось. Подул северный ветер, несущий с собой ледяное дыхание Арктики, и вместо снежной каши с небес повалил белый пушистый снег, укрывающий все вокруг праздничным белым покрывалом, по которому так весело скрипят полозья саней. Снегопад продолжался три дня и три ночи. Потом облака разошлись, и негреющее зимнее солнце осветило то праздничное зимнее убранство, в которое укуталась столица Российской империи.
Говорят, что невесты перед обрядом венчания становятся задумчивы и мечтательны. Это и понятно. Заканчивается их незамужняя жизнь, и начинается жизнь семейная, полная забот и хлопот. К тому же, по православным традициям, перед венчанием жениху и невесте следует попоститься и еще раз обдумать свое решение сочетаться браком с любимым человеком. Пока священник не связал их брачными узами, еще есть возможность отказаться от венчания, дабы не совершить роковую ошибку.
Адмирал Ларионов накануне бракосочетания был серьезен и сосредоточен, как перед важной боевой операцией, от которой зависело будущее не только его и Тори, но и, возможно, всего человечества. Чисто по-человечески, при виде Виктории, этой умной, красивой, но уже староватой для невесты несчастной женщины, его охватывали приступы невыносимой нежности. Адмирал хотел дать ей возможность почувствовать себя любящей и любимой, ощутить согревающее тепло домашнего очага и прочность стен родового гнезда.
Сама Виктория, не задумывающаяся над историческим значением своего замужества, испытывала чувство, будто все серое, скучное, монотонное, как лондонский смог, осталось в прошлом, а впереди была яркая жизнь, полная незабываемых впечатлений, таких, как поездка в ресторан к цыганам или вечернее катание с ледяной горки вместе с детьми, при желтом свете газовых фонарей. Так весело и заливисто Виктория не хохотала с самого детства. Ведь даже в детстве ей не довелось испытывать столь чистой и беспричинной радости, как тогда, когда они с Виктором Сергеевичем катились с горы на санках, в ушах свистел ветер, а ее сзади крепко обнимали сильные руки жениха. В не столь давнем прошлом испытай она что-то подобное, то к ней тут же явился бы разгневанный призрак ее бабушки – королевы Виктории, и потребовал бы, чтобы Тори прекратила вести себя как падшая женщина, испытывающая удовольствие по таким низменным поводам.