В целом, это очень интересный сюжет. Тут можно задаться вопросом о том, а кто в этой истории противостояния был прав. Сказать, что права была какая-то одна сторона, невозможно, потому что своя логика была у каждого.

Своя правда была у Лакана, который оправданно считал себя гением и считал, что имеет право экспериментировать с кадром и с тем, как он готовил учеников, как он видел психоанализ. Тем более он же не спорил с Фрейдом, он не пытался отринуть какие-то идеи Фрейда. Наоборот, он был вполне себе фрейдистским ортодоксом. Он утверждал, что возвращается к Фрейду, что защищает его революцию от тех, кто пытается эту революцию каким-то образом замолчать или превратить в нечто гораздо менее радикальное и смелое.

Кроме того, Лакан сопротивлялся навязыванию какого-то единого понимания психоанализа, которое происходило благодаря МПА, когда определенная англо-американская версия психоанализа становилась чуть ли не обязательной для всех. Она насаждалась, в том числе и во Франции. Все это воспринималось Лаканом и его последователями как проявление американского культурного империализма. Мол, они диктуют нам, как понимать психоанализ, при этом сами в психоанализе ничего не понимают.

Вместе с Лаканом из МПА ушло много выдающихся, может быть, самых выдающихся французских психоаналитиков. Например, Франсуаза Дольто – одна из самых крупных французских психоаналитиков XX века. Во многом МПА вместе с Лаканом потеряло для себя Францию. Вообще, это был достаточно плохой звоночек для организации. Например, когда уходил Юнг или Адлер, они уходили потому, что подвергли сомнению какие-то базовые положения фрейдистского психоанализа. А когда уходил Лакан, то это было изгнание вполне себе ортодоксальной фрейдистской школы, которая не сошлась с МПА лишь по некоторым политическим мотивам.

Но надо сказать, что и у МПА тоже была своя логика. Хотя бы в том смысле, что мы видим, к чему в конечном итоге привели лакановские эксперименты. Он систематически нарушал кадр, то есть правила – в том числе этические – проведения психоаналитического сеанса. Сегодня очень популярны чек-листы о том, как распознать неэтичного психолога. Там надо отмечать какие-то пунктики этичности. Так вот, если применить эти чек-листы к Лакану, то запросто может выясниться, что Лакан был очень даже неэтичным психологом. Он делал вещи, которые с точки зрения сегодняшнего дня недопустимы для хорошего терапевта-аналитика.

Он не просто экспериментировал со временем сессий, которые, кстати, в какой-то момент сократились у него до нескольких минут – вплоть до того, что он принимал по десять человек в час. В какой-то момент он уже принимал людей в порядке живой очереди. Люди приходили к нему: «Кто последний к Лакану?» – и сидели, ждали, когда их запустят. Он анализировал членов одной и той же семьи. Он анализировал своих любовниц. Он выбирал любовниц из своих анализанток, продолжая их анализировать. Он использовал анализ учеников в качестве инструмента контроля над ними. Делал целый ряд вещей, которые с сегодняшней точки зрения являются в высшей степени сомнительными. Лакан смешивал личные отношения и отношения аналитические. Он мог профессионально сотрудничать со своими анализантами, что, с точки зрения современного видения анализа, вообще недопустимая вещь. Конечно, были какие-то пределы, которые Лакан никогда не переступал, но в целом его трудно назвать этичным психологом.

Помимо варьирования времени сессии, его также обвиняли в том, что он оказывает на своих учеников чрезмерное влияние. Что он переступает полномочия тренинг-аналитика, что он в некотором смысле превратился в гуру.

К чему это привело? В конечном счете это привело к тому, что в тот момент, когда у Лакана начались проблемы со здоровьем, его анализанты и ученики перестали понимать, что происходит. Они не могли понять: то, что происходит, – это то, что должно происходить, или же что-то идет не так. Если правил нет, то совершенно непонятно, как оценивать происходящее.

В книге Элизабет Рудинеско приведены очень яркие истории того, что происходило на лакановских сессиях[13]. Например, он мог завести в кабинет анализанта и обнаружить, что там уже есть человек, который уже находится в процессе анализа. В какой-то момент он начал забывать, кто у него в анализе, кто его коллега, кто просто пришел, я не знаю, вернуть ему книгу. То есть все смешалось.

Более того, есть основания полагать, что психоаналитик мог бить своих анализантов[14]. Так, по воспоминаниям одной из анализанток, однажды Лакан схватил ее за волосы. И любопытно, как эта девушка отреагировала на подобное действие: никто не понимал, что происходит, и она решила обсудить это со своими знакомыми, пытаясь осмыслить произошедшее. Одна из версий была такая: он схватил ее за волосы, а слово «волосы» по-французски созвучно названию того места, из которого эта девушка родом. То есть это была очень хитрая интерпретация или интервенция маэстро, которая должна была этой девушке продемонстрировать что-то важное.

В какой-то момент Лакан перестал слышать, что ему говорят, и так далее. Короче говоря, систематическое нарушение кадра закончилось полным хаосом: границы поплыли и люди, которые с ним общались, перестали понимать происходящее.

Но надо сказать, что при всем при этом Лакан был великолепным аналитиком (как минимум до начала проблем со здоровьем). Он хорошо чувствовал многие вещи. Он работал с самыми тяжелыми пациентами, например с людьми, которые проявляли склонность к самоубийству. Он работал с гомосексуалами, что, опять же по меркам достаточно консервативного психоаналитического сообщества того времени, было вполне себе смелой практикой.

Как бы то ни было, кто бы ни был прав в этой истории, все закончилось так, как закончилось. МПА вынесла свой вердикт, принуждая Лакана отказаться от статуса тренинг-аналитика. На это он пойти не мог – это стало причиной его выхода из МПА и началом новой главы жизни, связанной с основанием собственной психоаналитической школы.

Надо сказать, что как только Лакан понял, что не может получить признание у мирового психоаналитического сообщества, он предпринял несколько попыток найти иные аудитории для распространения своего учения. В частности, известны его попытки наладить контакты с католической церковью, в частности через своего брата, ставшего монахом и посвятившего свою жизнь Ватикану. Он просил брата вывести его на папу римского, утверждая, что его учение дружественно христианству и в целом может получиться очень удачное взаимодействие.

Еще одной аудиторией, на которую Лакан хотел распространить свои идеи, был Советский Союз. Лакан хотел приехать в СССР. Особенно он был впечатлен историей с полетом Юрия Гагарина в космос. Он думал, что если Советский Союз так продвинулся в плане технологий, то это значит, что, возможно, СССР готово к тому, чтобы воспринять самое передовое, самое перспективное психоаналитическое учение. С этой установкой Лакан налаживал контакты с Советским Союзом. Ему даже удалось встретиться с Алексеем Леонтьевым (1903–1979), одним из самых известных советских психологов, деканом психологического факультета МГУ. У Лакана состоялся ужин с Леонтьевым в Париже, во время которого он думал обговорить возможности своего визита в СССР.

Но как это постоянно было с Лаканом – его не поняли. Они беседовали компанией и разговор зашел о Юрии Гагарине. Кто-то начал рассуждать о космонавтах, на что Лакан заметил в свойственной ему манере, что никаких космонавтов не существует, потому что не существует никакого космоса. Что имел в виду Лакан, выдвигая подобные странные тезисы? Что он хотел сказать? Он хотел сказать достаточно простую мысль: если буквально понимать слово «космос», то это замкнутая гармоничная система. Но с точки зрения современной науки, Вселенная – это не замкнутая гармоничная система. Вселенная – это нечто иное. И слово «космос» для описания этой Вселенной не годится. А раз слово «космос» не годится, значит, не годится и слово «космонавт».

Что-то типа такого Лакан начал Леонтьеву объяснять, но Леонтьев совершенно не понял мысль про то, что космонавтов не существует, потому что не существует космоса. В общем, ужин закончился неудачно. И в Советский Союз Лакан не поехал.

Надо сказать, что такого рода недоразумения с ним происходили постоянно. Например, когда Лакан поехал с циклом лекций в Америку, то среди прочего он имел возможность выступать в ведущих американских университетах. В частности, он выступал в Массачусетском технологическом институте (MIT). И там собрались американские ученые, в том числе Ноам Хомский (р. 1928), один из крупнейших авторитетов в области лингвистики и исследований языка. В каком-то контексте речь зашла о мозге как о том месте, где находится мысль человека. На это Лакан стал отвечать, что для него эта идея кажется спорной, что он мыслит совершенно не мозгом, что порой он мыслит ногами, а иногда – лбом. Опять же, видимо, за этим стояла некая изящная мыслительная конструкция.

Но американцы, будучи людьми простыми, совершенно не поняли, что имеет в виду французский мудрец. Ноам Хомский, например, остался абсолютно уверенным, что психоаналитик просто приехал поиздеваться над американцами и пытается внушить им какую-то совершенно невероятную идею. В общем, роман между ними не состоялся. Популярность Лакана в США в тот момент так и не вышла за пределы департаментов французской культуры.

В Америке же произошла еще одна забавная история. Она любопытна тем, что хорошо иллюстрирует некоторые идеи самого француза. Лакан очень хотел попасть в «Метрополитен-опера». Считая себя известным человеком, он попросил людей, которые организовали визит, договориться о частном визите. Но так как Лакана в Америке не очень хорошо знали, то организаторы поступили очень хитро. Они позвонили в «Метрополитен-опера» и сказали, что к ним хочет прийти Жан-Поль Сартр. И ради Жан-Поля Сартра, который действительно был мировой знаменитостью, такой визит был устроен.