Наконец, еще одна знаковая фигура, достойная упоминания и в этом контексте, – Александр Кожев. Как было сказано ранее, Кожев знаменит прежде всего своим семинаром о Гегеле, который он вел в Париже в 1930-х годах и который посещали многие выдающиеся интеллектуалы, философы Франции первой половины XX века. В предыдущей лекции я уже говорил о том, что, судя по всему, именно у Кожева Лакан заимствовал идею распространять свои идеи не через книги, не через текст, а через семинар, через круг избранных учеников. Кожев показал, что это может быть очень привлекательной рабочей моделью.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) – немецкий философ XIX века, может быть, один из самых известных философов в человеческой истории. Кожев разъяснял его идеи, показывал их актуальность для понимания того, что происходит в данный момент.
Наиболее примечательны размышления Кожева о диалектике раба и господина, которую можно найти в работе Гегеля «Феноменология духа». В этих размышлениях есть очень важная для Лакана идея: человеку, для того чтобы существовать, чтобы быть кем-то, необходимо признание другого. Основная мысль заключалась в следующем: другой должен признать меня в качестве кого-то, чтобы я мог этим кем-то быть. И другой, соответственно, тоже нуждается в моем признании, чтобы я признал его в качестве кого-то, чтобы он стал кем-то в моих глазах. Субъекту для существования нужен другой. Нет другого и его признания – нет субъекта.
Кожев, вслед за Гегелем, описал отношения конкуренции, борьбы, которые вытекают из этого признания. Есть два индивида, каждый из которых что-то хочет. Но он не просто хочет некий объект, он хочет, чтобы другой признал его право на этот объект. Но другой хочет того же самого, он тоже хочет этот объект, и он тоже хочет, чтобы его право на этот объект было признано. Это вовлекает индивидов в противостояние. Один должен победить, другой – проиграть. То есть один должен получить признание своего права на этот объект, а другому необходимо признать свое поражение. Из этой схватки рождается, с одной стороны, господин, чье право признается, а с другой стороны, рождается раб. Они находятся в диалектических отношениях в том смысле, что без одного нет другого. Господин является господином только потому, что есть раб, который признает его в этом качестве. Раб является рабом, только потому что он признан в этом качестве господином. И это такая любовь-ненависть, условно говоря. Они не могут друг без друга, потому что без друг друга они утрачивают свою идентичность: один перестает быть рабом, а второй – господином. Но одновременно они ненавидят друг друга, они борются друг с другом. Эти идеи впоследствии использовал Маркс для описания того, что происходит в капитализме – противостояние рабочих и буржуазии. Они ненавидят друг друга, но, с другой стороны, без одного нет другого, без капиталистов нет рабочего класса, без рабочего класса нет капиталистов – они друг друга обусловливают.
Другой и его признание определяет меня. Кто я есть – определяется другим и в отношениях с другим.
Все эти интуиции являются определяющими практически для всего лакановского творчества. И именно в кожевской интерпретации Гегеля все эти моменты могут быть обнаружены.
Соответственно, на этом интеллектуальном фундаменте, а также на фундаменте еще целого ряда психологов и биологов (например, Вольфганга Келера), Лакан и сформулировал свою концепцию стадии зеркала.
Во-первых, Лакан обращает внимание на факт преждевременности человеческого рождения. Человек рождается незрелым, человек рождается в некотором смысле неприспособленным для выживания. То есть для того, чтобы получить возможность полноценно самостоятельно существовать, человеку после рождения необходимо проделать еще достаточно длительный путь развития. Становление человека – это, можно сказать, дозревание после рождения.
Соответственно, стадия зеркала – это этап развития ребенка, который наступает после стадии отлучения от груди, когда ребенок, с одной стороны, выходит из симбиотических отношений с матерью и начинает медленно обретать самостоятельность. Но, с другой стороны, обрести эту самостоятельность он еще до конца не может. Не может потому, что у него нет целостного образа себя, целостного представления о себе, способности себя контролировать, способности к скоординированным действиям, необходимым для самостоятельной добычи пищи, самостоятельного выживания.
Таким образом, для самостоятельного выживания, самостоятельного добывания пищи необходимо сначала обрести целостность, обрести контроль над самим собой. Стадия зеркала – ровно то, что позволяет это сделать. Через что? Через захватывающий субъекта внешний образ. Он видит внешний образ, например свое отражение в зеркале или, например, своего сверстника, очень на него похожего, и этот образ захватывает его, гипнотизирует его; это образ, к которому он стремится, на который он хотел бы быть похожим, с которым он себя отождествляет и который дает ему ощущение целостности (его «телесное Я»).
Ровно тут Лакану и требуются размышления о мимикрии, об этой природной способности принимать внешние особенности и очертания окружающей среды, растворяться в ней. Благодаря этой способности, присутствующей и у человека, ребенок отождествляется с образом вне себя, не важно, является ли это реальным зеркальным образом или же просто образом другого ребенка. Явная завершенность этого образа дает ему новое господство над его телом. У ребенка появляется возможность контролировать собственное тело.
То есть появляется новая психическая инстанция, благодаря которой можно контролировать собственное тело, тем самым обретая способность к самостоятельному существованию и повышая свои шансы на выживание.
Здесь мы подходим к важному лакановскому тезису «Я – это другой». Что здесь имеется в виду? Во многом это уже ясно из вышесказанного. Тот зеркальный образ, с которым субъект сталкивается, который его захватывает, с которым он отождествляется, который он помещает внутрь себя, который становится как бы его идеальным Я, фундаментом, на котором может возникнуть его собственное Я, – это не то, что изначально находилось внутри субъекта. Это то, что возникло где-то вовне, например в зеркале, а затем было помещено субъектом внутрь. И дальше субъект уже отождествил себя с этим изначально внешним объектом. То, что было вовне, оказалось внутри.
Здесь Лакан обращает внимание на интересную особенность детского поведения: ребенок, который наблюдает за другим ребенком, переживает за него так, как если бы это был он сам. Если один ребенок упадет, то другой заплачет так, как будто бы это он сам упал. Если один ребенок будет смеяться, то другой будет смеяться вместе с ним. Ребенок имеет свойство отождествлять себя с другим, с образом другого ребенка.
Однако – и это тоже очень важная для Лакана идея, которая выходит далеко за пределы его размышлений о стадии зеркала, – ничто не дается даром, за все приходится платить. Эту же мысль мы будем повторять позднее, когда будем говорить о символическом регистре, об отчуждении субъекта в языке. С одной стороны, через стадию зеркала субъект получает целостный (телесный) образ себя, переживание целостности, возможность контролировать свое движение, свое тело. Он получает возможность самостоятельно выживать в жестоком мире. Но, с другой стороны, расплатой за это становится отчуждение, утрата себя. Ведь в стадии зеркала субъект отождествляет себя с тем, чем он не является, он буквально теряет себя в другом – другой как бы становится мной, а я становлюсь другим.
Соответственно, здесь как раз и возникает то, что Лакан называл «идеал-Я» или «идеальным я». Это то, что в лакановской алгебре обозначается как i (a): идеал, взятый у другого, идеал другого (autre). Но другого с маленькой буквы. Далее я буду говорить о различении другого с маленькой буквы и Другого с большой буквы[22]. В данный момент достаточно сказать, что другой с маленькой буквы – это другой такой же, как я, равный мне, похожий на меня, другой, в котором я узнаю себя, с которым я нахожусь в некотором смысле в горизонтальных отношениях. Но все равно это – другой. То есть это мой идеал – тот, на кого я бы хотел быть похожим, с кого беру пример, каким я себя вижу, каким бы я хотел быть, если бы мог. Это образ, списанный с другого, образ, взятый у другого, заимствованный извне. И одновременно это нечто чуждое субъекту, что-то, в чем он себя теряет. В некотором смысле это даже можно назвать предательством себя, предательством, которое позволяет выживать, развиваться, контролировать собственное тело.
У Лакана можно даже найти размышления о том, что Я или эго – это симптом, защитное образование, призванное скрыть то, что под ним находится. Что Я скрывает? В некотором смысле оно скрывает определенную истину о субъекте, истину, заключающуюся в том, что никакого скоординированного согласованного образа субъекта не существует, что под этим образом находится беспокоящая нехватка этого самого единства. Я – это всегда неаутентичная, ненастоящая сущность, которая функционирует для того, чтобы скрывать беспокоящую нехватку единства. В этом месте Лакан даже вводит такое понятие как
По сути, человек оказывается зажатым между отчуждающим образом, дающим переживание единства, и телом, расколотым на части. Это то переживание, которое раскрывается перед субъектом в паранойе. Как я уже упоминал, если Фрейд идет к своим идеям от истерии, то Лакан – от паранойи. Лакан видит в паранойе секрет, тайну, ключ к пониманию человеческой личности, к пониманию структуры человеческой субъективности. В некотором смысле все люди параноики, которые защищены от этих паранойяльных переживаний с помощью дополнительных психических сущностей, психических слоев и инстанций, одной из которых как раз и является Я. В этой связи можно говорить о паранойяльной структуре субъекта.
Здесь уместно снова обратиться к образам сюрреалистов, которых Лакан так любил, – например, к образам картин Сальвадора Дали или иных представителей этого художественного направления. На этих картинах человек порой представлен как хаотическое нагромождение разных органов тела. Это, как считал Лакан, окно, позволяющее увидеть истинную сущность человека. Истина эго раскрывается в безумии, где привычный нам мир растворяется.
Паранойяльный распад на части – это вскрытие механизма образования человеческого Я, его обращение вспять. То есть изначально все субъекты расколоты на части, раскоординированы. Субъект получает целостность благодаря появлению Я через стадию зеркала. Это Я есть иллюзия, которая гарантирует стабильное существование, удерживающее субъекта от распада.