Кондор лишь вздохнул устало и обнял меня – одной рукой.
Наше общее молчание было настолько глубоким, что я слышала все вокруг: как скрипят деревья, как течет вода – рядом у стены бил родник, почему-то так и не замерзший, как слегка потрескивает и шипит свеча. Я повернула голову, чтобы видеть ее: оранжевое пятно в мире, который, казалось, состоит из темно-синего – а потом закрыла глаза.
– Свечи используют как символ огня, как маяки и как универсальный способ отмерить время, – тихо сказал Кондор. – Когда свеча гаснет, наступает событие, которое должно наступить, потому что тебе это нужно.
– Например, некая девица, спящая в твоей комнате, наконец просыпается и начинает паниковать, – ответила я, не открывая глаз. – И хвататься за канделябры.
– Например, так. – Судя по голосу, Кондор улыбался. – Или это может служить сигналом для чего-то другого. Все, что ты пожелаешь, любой смысл, к которому ты сможешь привязать объект. Просто некоторые смыслы слишком универсальны. – Его пальцы скользнули по моему правому запястью к порезу на ладони. Руку тут же окутало приятное тепло. – А другие нужны только для того, чтобы спрятать самое главное. Поэтому я не люблю сложные ритуалы. Вся их сложность – это лишь дым в зеркалах.
Кондор вздохнул еще раз и чуть отстранился.
– Спасибо, – прошептала я и открыла глаза. Пришлось пару раз моргнуть, прогоняя сонливость. – Теперь мне не придется тащить фонарь в одной руке.
Он только криво улыбнулся в ответ и вдруг насторожился, глядя куда-то поверх моей головы с невероятным удивлением на лице.
Я обернулась, почти инстинктивно схватив его за рукав, и точно так же замерла, не поверив в первый момент, что не смогла услышать шаги, которые должны были раздаться так близко, и почувствовать присутствие кого-то еще.
Существо, стоящее в полушаге от нас, откинуло с головы легкий капюшон и тонко улыбнулось, не показывая зубов. Его – или её? – остроскулое лицо в сумерках казалось бледным, как снег, и почти человеческим, но эта улыбка, похожая на порез, почему-то превратила его в гротескную маску.
Я успела только моргнуть, а оно уже переместилось к свече и застыло рядом с ней, наклонившись беспечно, как ребенок, такое же маленькое и хрупкое на вид, и протянуло тонкую руку, которую почти до середины кисти закрывал черный узкий рукав, над все таким же ровным пламенем.
– Я рада видеть тебя, сын воздуха и вод, в добром здравии, – раздался звонкий голос.
Кондор покрепче прижал меня к себе, обхватив за талию, и через секундное промедление ответил:
– Здравствуй, вестница.
Она тряхнула головой. Мне показалось, что ее темные волосы сливались с тканью, из которой была сделана ее одежда, больше похожая на обернувшие ее тело тени, чем на платья этого мира. Вестница медленно и осторожно провела пальцем по камню там, куда капала наша кровь, и подняла взгляд на нас.
– Вас услышали, – сказала она серьезно и, приложив руку к груди, коротко кивнула. – Дети Бранна назвали нездешнее дитя своей и не позволят никому обидеть ее. А кто посмеет, тот будет наказан по законам волшебства Той и Этой стороны. Изнанка приняла клятву. Я свидетель этому.
Она вытянула руку вперед и щелкнула пальцами.
Свеча погасла.
Фонари – тоже.
Сумерки обрушились на нас, тяжелые, как камень, и, кажется, все звуки мира исчезли где-то в них. Я попыталась пошевелиться, но не смогла.