«Белки? Какие к дьяволу еще белки? Мне только сейчас вот белок еще не хватало!», — подумал Аким.

Где брать эту белку, которую надо вводить в организм, на каком дубу ее ловить Аким не знал. Какими орехами ее приманивать? Или просто надо достать ее из дупла. Да и как ее ловить, он двинуться без боли не может. Что за черт такой организм, в который вводят белку, тоже одна неясность. А вот пить и есть очень хотелось. Аким осторожно повел руками в стороны, ощупывая, что есть в округе. Под правую руку попался кувшин, который конюх едва не опрокинул. Поднес дрожащей рукой кувшин к лицу — вроде как водица, хлебнул — точно, вода из их колодца! Слегка солоноватая. В голове вроде как блямкнуло, как колокольчик дзинькнул, и перед глазами снизу вверх проплыли проклятые зеленые букавки с красным крестиком.

«+5%»

После воды сразу стало чуточку полегче.

«Вот что крест животворящий делает», — подумал Аким провожая глазами уплывающий вверх красный крест.

— Эй, люди добрые, есть тут кто? — сипло хрипанул Аким, собирался же крикнуть во весь голос, но на деле только хриплый крик перешел в тихий сип. Однако кто-то его услышал: дверь отворилась, в каморку хлынул свет и кто-то большой, нагнувшись в дверях, зашел.

— Очнулся? Вот и добре. А я прикрыл тут, чтобы тебе свет не мешал. Думаю если очнешься, дык сам позовешь.

От света заслезились глаза, Аким от страха съежился. До ветру захотелось еще больше, его ослабленный организм не выдержал и Аким сделал под собой небольшую лужу. В голове раздался звук, как корова заревела, и перед глазами снова проплыли зеленые букавки, но только сверху вниз.

«- 3%»

Накатила, чутка слабость.

Аким, не шевеля головой, осмотрелся. Каморка кузнеца Прокопа, который его лупил вместе с ненавистным Митрофаном. И он сам склонился над ним — щерится довольной улыбкой.

— Да не пужайся, Аким, никто не знает, что ты тутова. Я тебя той же ночью из свинарника с Нюркой-поварихой стащил, сюда, вишь, тайно перенесли. Три дня ты в беспамятстве слеживаешься, но жару не было. Дивно, но после того как с тебя Митрофан шкуру-то снял, миновала тебя лихоманка. Все кто вот так плетей получал, помирали с Богом в первом часе. Ан ты нет.

— Барин…, — слабым голосом спросил Аким.

Прокоп перекрестился.

— Тебе лучше не ведать. Они, как тебя запороли, пошли в карты играть, и давай пить во все свои горла. Льют ее огненную, как в трубы бездонные иерихонские. А через день барин прибежал и тебя давай искать. Дескать, где этот мерзавец? Хочу на него мертвого плюнуть. А мы ему и говорим: “Нету, барин, Акимки, обидчика барыни нашей Лизаветы Борисовны, пропал. Свиньи были голодные вот, поди, и сожрали его, даже косточек не осталось”.

Аким поежился: быть съеденным свиньями не хотелось. Прокоп чуть присел и еще раз перекрестился.

— И что тут зачинилось, Господи милосердный, страсть!

Здоровенный как огромный утес мужик кузнец Прокоп еще раз перекрестился и дрожащим голосом продолжил.

— Барин загоготал по-дьявольски. И ну в дом. Вроде как умом тронулся или бесы его душу захватили. И давай оне все там с товарищами еще шибче пить, удержу не зная и бесстыдства сатанинские творить. Всех девок сенных собрали, раздели догола, и прислуживать им заставили. Срам-то какой! Весь дом ходуном ходит: визги, крики, ругань..., — сокрушался Прокоп.

Аким слушал и не верил свои ушам.