Если кучка особей мужского пола считает себя идеальными во всех отношениях, то зачем им нужно просвещение и духовное воспитание. А их забитые женщины, наверное, и вовсе о таком не слышали.

— Но я люблю читать книги и часто бываю в ваших театрах.

Теперь настал мой черед удивляться. Скажите пожалуйста, да он ценитель прекрасного.

— Что еще ты хочешь узнать? — все так же спокойно поинтересовался Филипп.

— У меня единственный вопрос, на который ты отказываешься отвечать. Зачем я тут?

Я заметила колебания на его лице, и робкая надежда зародилась в душе. Быть может сейчас я что-то узнаю, хоть самую малость.

— Я не могу тебе на него ответить… пока, — добавил Филипп после паузы, и у меня в душе опять все опустилось. — Могу сказать лишь, что так вышло.

— Что значит вышло?! — я едва ли не кричала. Гнев накатил такой силы, что распирал изнутри. Мне хотелось обхватить его точеную шею руками и душить, пока не расскажет правды. Хотелось бить его по красивому лицу, пока оно не превратиться в кровавую маску, чтобы стереть это безразличное выражение. А лучше всего мне ослепнуть и оглохнуть прямо сейчас, чтобы не видеть и не слышать его. Может хоть так станет легче, да смогу умереть спокойно. Хотя этого мне, скорее всего, ждать осталось недолго. Если не найду возможности сбежать… О том, что ждет меня в этом мире, пусть и на воле, старалась не думать раньше времени. — Что значит вышло? — повторила я, и на глазах выступили слезы. Злость сменилась отчаянием. Не может свободолюбивая птица жить в клетке. А я себя сейчас чувствовала именно такой.

Я отвернулась от него, не желая показывать слезы, и ускорила шаг, насколько хватило сил. Но буквально через секунду Филипп схватил меня за руку и повернул к себе лицом.

— Если я скажу, что ты оказалась здесь случайно, тебе станет легче? — всматривался он в мое заплаканное лицо.

— Тогда почему вы меня не отпустите домой? — всхлипнула я.

— Это против правил. Совет не позволит уйти тебе, да и опасно отпускать человека, который знает про наш мир.

— Хорошо. Тогда разрешите мне жить тут, но так, как я того хочу.

— Это против правил. Женщинам тут отведена определенная роль, а ты лишь одна из них.

— Но я не ваша женщина! — снова закричала я. Это уже напоминало начало истерики. Я вся затряслась, и Филипп был вынужден прижать меня к себе.

— Успокойся, тебе вредно сейчас нервничать.

— Да что ты заладил: вредно, успокойся… Как может быть вредно что-то тому, кого принесли в жертву?!

Я вырывалась и рыдала. Мне уже было все равно, как я выгляжу, что он подумает… Лишь бы не видеть и не слышать его.

Филипп вынужден был меня отпустить, чтобы я сама же себе не навредила. Я побежала, куда глаза глядят. Но надолго меня не хватило — силы оставили почти сразу же, и я повалилась в снег. Филипп вытащил меня и принялся отряхивать. Но к тому моменту я уже еле стояла на ногах, и всю обратную дорогу к дому он нес меня на руках.

К обеду я не спустилась, хоть Филипп и настаивал. Не то чтобы я чувствовала себя уж больно плохо, просто мне хотелось, чтобы он так думал. На самом деле, когда истерика закончилась, и я отлежалась с час, то поняла, что ко мне возвращаются силы. Но следовало копить их и прикидываться слабой. А еще мне нужно было разработать план побега. И совершить его я решила этой ночью. Хоть Филипп и говорил, что уйдем мы отсюда послезавтра, но планы его могли запросто измениться. А для меня это был последний шанс.