– Напился же?! – знакомый голос из распахнутого окна заставил вздрогнуть. – Носом чую змия зелёного!

– А что, только тебе можно? – перебил другой, принадлежащий юноше или молодому мужчине. – Хочу выпью хмельного, хочу – виноградного!

– Ах ты, паразит! – громкий шлепок прервал спор. – Чтоб глаза мои тебя не видели! Работать бы шёл, гадёныш окаянный!

Да, нелегко, оказывается, живётся госпоже Лазовски!

Я поднялась по грязной лесенке и застыла у двери в раздумьях. Кулак завис в воздухе. Постучать – не постучать?

– А ну вали с кухни, баран паршивый! – доносились из щели приглушённые крики. – И чтоб я тебя больше не видела!

– Ай-яй!

– Жрать сегодня не получишь! – очередной шлепок. – И чтобы из комнаты не высовывался! Не зли мать!

Я попыталась абстрагироваться от хаоса, происходящего внутри. Представила, что уши заложены ватой. Вслушалась в пение птиц и шелест листьев. И лишь потом, выдохнув до предела, постучала в дверь. Перекликающиеся голоса моментально затихли. А потом я услышала тяжёлые шаги.

– Кто там?! – выкрикнула Ленор издали.

– Жрица из амбулатории, – я сжала губы, стараясь, чтобы голос не срывался.

– Не вызывали! – грозно проговорила Ленор. Похоже, она сама перебрала хмельного: слова и звуки скомканы и неразборчивы.

– Я на патронаж, – выцедила я. – Вы плохо чувствовали себя в субботу.

– Да кто вам сказал такое? – по ту сторону двери прокатился хохот.

– Дежурная жрица.

За дверью на мгновение воцарилась тишина: напряжённая и тяжёлая, как воздух перед грозой.

– А ну, представься! – потребовал голос в конце концов. – Ходят тут ещё всякие.

– Сирилла Альтеррони, – сдавленно выдохнула я.

– Точно?! – дверь отошла от косяка, и из щели выглянул знакомый глаз. Пахнуло сухой лавандой, пылью и перегаром. Как я и думала, госпожа Лазовски собственной персоной!

– Кто же ещё?! – я всплеснула руками. – Думаете, к вам пойдёт кто-то по доброй воле?!