Почему она вдруг из сучки и твари становится малышом, одному богу известно, но вот вырывается, назад не заберешь… Да и ложится хорошо сейчас на их ситуацию, прямо в тему.
Карина не протестует против такого прозвища, выдыхает и реально расслабляет внутренние мышцы, до этого явно пребывающие в стрессе от размеров вторженца.
И Горелый счастливо и долго целует ее раскрытый в стоне рот и двигается, двигается, двигается.
Сначала аккуратничая чуть-чуть, потому что страшно, мелкая такая… Но потом, поняв, что там, внутри, все уже давно готово и очень даже хочет полноценного секса, отпускает себя.
Карину мотает по траве, мокрые волосы волной полощутся вперед и назад, затем хлещут его по рукам, когда Горелый садится и тянет ее на себя, усаживая сверху, но контролируя каждое движение.
Ощущение кайфа непередаваемо. Это словно что-то заоблачное, что-то настолько нереальное, что невозможно описать, только чувствовать.
Ее тонкую талию в лапах, ломкую и гибкую, ее губы раскрытые, искусанные, красные, звуки, которые она издает, сладкие, мяукающие, нежные очень. Все это заводит до красных пятен перед глазами, заставляет ускоряться, все сильнее двигаться, полностью погружаясь в дозволенный, внезапно так полно и сладко обломившийся кайф.
Горелый не думает о том, что трахает сейчас тварь, лишившую его шести лет жизни, не испытывает ожидаемого триумфа по этому поводу, как должен был бы. Нет, он просто умирает от удовольствия и не хочет, чтоб это заканчивалось. Тянет кайф столько, сколько это возможно.
Карина кончает, изгибается, кусает его в плечо, стремясь спрятать крик, сжимает его внутри сладко-сладко, но Горелому мало! Мало!
Он чуть тормозит, пережидая ее оргазм, затем снимает с себя и ставит на колени. С этого ракурса зрелище вообще сбивающее с ног, но Горелый всегда был крепким мужиком, потому только облизывается и снова погружается в узкую влажность.
И в этой позе, похоже, ощущения куда как ярче, потому что сокращаться и кричать Карина принимается буквально через пару толчков, выгибается, поворачивается, чтоб посмотреть на дикого любовника, но затем полностью теряет себя, и только бьется под ним, словно пойманная рыба, выстанывая свое удовольствие в сжатый кулак.
Горелый смотрит на ее узкую спину, на влажные, разметавшиеся по плечам волосы, плавный переход от талии к бедрам, свой мокрый напряженный член, появляющийся и исчезающий в ней… И с наслаждением пару раз бьет по ягодицам, оставляя красные следы. На каждый удар Карина вскрикивает и сжимает его внутри, доводя Горелого до пика.
А затем снова выгибается, когда он тянет ее за волосы вверх, перехватывает под грудью и, рыча, принимается бешено вбиваться, стремясь к своему кайфу. И кончает одновременно с ним. Опять.
Вот сучка, даже тут поимела его!
Больше кайфа словила!
Глава 13
Горелый совершенно дикий, бешеный, оказывается! Он берет меня до такой степени жестко и жадно, что ощущение, будто оказываюсь в водовороте, неостановимом и жутком. Задыхаюсь, хватаясь за его плечи, пытаюсь хоть немного поучаствовать в происходящем не в качестве игрушки для секса, а в роли полноценного партнера, но это невозможно!
Он полностью доминирует, и чувствуется, что такое положение вещей для него самое естественное, правильное.
Как при всей своей гребаной маскулинности и непроходимой самцовости он умудряется еще и кайф мне доставить, непонятно. Наверно, тут дело даже не в нем, а в том, что секса у меня не было с отъезда из столицы. То есть пиздец, как давно.
Руки и садовый шланг — это, конечно, неплохо, но хорошего мужского члена не заменят. Потому что к члену прилагаются еще и тестостерон, и заражающая меня похоть, и, несмотря на грубость и пошлость, непередаваемое ощущение того, что тебя хотят безумно, бешено, до звезд перед глазами. Сюда еще добавить то, что совсем недавно едва не умерла, и теперь неистово хочется жить, во всех смыслах этого слова — и вуаля! Готов коктейль, который мне голову напрочь снес.