— Вы что!
— Брось кобениться, тебе что, деньги не нужны?
— Если бы прежде вы подошли бы с таким предложением не к проститутке на улице, а к даме, матери двух детей, вам пришлось бы отвечать за оскорбление.
— Да ты посмотри на себя, у тебя колготки не штопаны. Не люблю я этих интеллигенток.
Она ушла, не забыв, впрочем, захватить обещанный кипятильник.
Все вывернуто наизнанку, все постыдно стало.
На другой день жена этого богатого — в дверях, руки в боки:
— Кипятильник!
Кино после исторического пятого съезда кинематографистов. Четыре направления:
1) Под Тарковского, но без его таланта, скучное.
2) Коммерческое, с поездками за рубеж.
3) Социальное, с мусорными баками.
4) Белые пятна истории.
И среди людей, ринувшихся в искусство, — измельчание; азарт погони за благами. Вместо тех, кто прежде посторонний народ, совместные постановки.
Очень популярный, очень левый, очень глупый.
Очень воспитанный, очень интеллигентный. Очень прогрессивный. Но тоже очень глупый. Среди очень левых оказалось немало глу пых. Только это теперь не сразу заметно.
А дети зовут в гости в Америку. Да могу ли я —
В Англию? Как хотел! Не хочу. Во Францию? В Италию? Кто бы ни поехал, говорят, побывал в сказке. Не хочу,
Секретарша Шкловского рассказывает, что у него был кристально чистый мозг в девяносто лет. Но если к нему приходил неприятный, надоедливый человек, он вдруг спрашивал: «А какой сейчас год?» Или: «Симочка, мы давно не звонили Юре Тынянову (который к тому времени уже умер). Надо обязательно позвонить». Гость поспешно уходил. Отсюда и слухи о том, что Шкловский в крутом маразме. Мне приходится пользоваться другим способом. Если он сидит и не уходит, не уходит и сидит и скорей всего никогда не уйдет, я говорю: «Этот человек не увидит меня до конца своей жизни». И правда, так и получается.
Говорят: «Что у вас такое грустное лицо?» — и показывают рукой в окно: «Смотрите мол, как жизнь хороша!» Причем она действительно хороша! Для многих, почти для всех.