— У вас он был? Или вы его где-то взяли?

— У соседа забрал: ему он был больше не нужен. У меня вообще много есть того, что некоторым соседям стало не нужно, когда они умерли или сбежали. Или что они отдали за то, что было у меня. Так и живём.

День 38

Несмотря на то, что следующее утро снова грозилось стать для меня последним, спал я крепко. Ключевое слово здесь «снова»: я успел привыкнуть к тому, что каждый день рискую жизнью. И мне нравилось это чувство. Я буквально пёрся от того, что чувствовал себя на гребне волны, уж простите мне мой французский. Мир умирал. Ожившие трупы заполонили всё и вся, люди сидели в своих квартирах, обложенные со всех сторон горем и ужасом, и доживали остаток своих дней в унынии и с чувством безвозвратно утерянного контроля над своей жизнью — самым страшным и омерзительным чувством. А что я? А я имел цель, шёл к ней и не останавливался, успев уже несколько раз перепрыгнуть расщелину над разверзшейся под ногами пучиной преисподней.

Утром я дождался бородатого, и мы вместе вышли на крышу, чтобы осмотреться.

— Рядом с подъездом и дальше по проспекту всё ещё много их, так что машинка и трюк с ней будут небесполезны. А вот там, видимо, всё чуток не так радужно, как я планировал. Видишь вон те дворы?

— Это те, которые после трамвайных путей?

— Они самые. Там видно шатунов этих, если приглядеться. Но ты не бойся: их там буквально пара штук, хочешь — на бинокль, глянь вблизи.

Бородатый передал мне бинокль, и я смог рассмотреть мертвецов, поджидавших меня на пути. Выглядели они свежо: не так как те, что окружили мою тачку позавчера. Те были изуродованными и вялыми, а эти, во дворах, были здоровенными бугаями без каких-либо следов насилия на теле. Стало быть, они будут быстрыми, и бежать от них нужно будет со всех ног. Но ничего: не привыкать.

— Увидел, — сказал я и вернул бинокль хозяину, — Вы ещё карту мне какую-то дать обещали.

— Обещал. Но это надо комп включить и принтер, и распечатать её. А для этого нужно завести генератор. Занесу где-то через полчаса, изучишь. Через час будешь готов выдвигаться?

— Да, вполне.

— Тогда иди, готовься.

Я спустился обратно в квартиру, сгрёб в кучу всё то, что планировал взять с собой и понял, что самодельное копьё и две дубины из ножек стола одновременно я не унесу. К тому же, есть ещё молоток — новый, не тот, что я таскал с собой от самой своей квартиры, а тот, что нашёл у Сергея в ящике с инструментами. Было ещё множество разномастных приблуд из той сумки, которую я привёз с собой из спорткомплекса: например, разных форм и размеров отвёртки, которые так и просились в руки. Пришлось выбирать. Я сделал выбор в пользу копья. Им удобнее всего будет орудовать двумя руками, если я захочу остановить мертвеца, поэтому кроме него я решил больше ничего не нести. Плюсом к нему я взял молоток, заткнув его за пояс. Так, на всякий случай.

После выбора оружия пришло время восстановить мой доспех: защиту для предплечий, плеч и голеней. Я решил не умствовать и не изощряться, и сделал всё то же самое, что делал ранее у себя дома. Когда я понял, что было это всего лишь в прошлую пятницу, то даже засмеялся. Я вспомнил, как раньше то родители, то бабушки с дедушками, то просто какие-нибудь незнакомые люди говорили эту чудную фразу: «Время лети-ит…» Фраза эта звучала всегда с тоской, всегда с чуть растянутым звуком «и» и всегда сопровождалась многозначительным покачиванием головой. В этой фразе отражалась вся глубина их изумления от того, как стремительно пролетела их жизнь или какой-то определённый её отрезок. «Время лети-ит…» Я всегда знал, что люди, повторяющие эту фразу, живут как-то неправильно. Время не должно лететь: его у нас не так уж много, и нужно приложить все усилия к тому, чтобы выжать максимум от того, что нам отведено на этом свете. «Время лети-ит…» Как хорошо мне было тогда, утром тридцать восьмого дня, от осознания того, что, несмотря на все невзгоды и печали, несмотря на все те ужасы, через которые мне пришлось пройти, моё время не летит и вообще никуда не торопится. Отныне я проживаю сполна каждую секунду, потому что каждая секунда моей жизни преисполнена смыслом. Надеюсь, так будет и впредь.

Когда бородатый принёс мне карту, доспех был уже готов, и я смог внимательно изучить его распечатку. Он подписал ту большую аптеку, которую я должен был миновать прежде, чем окажусь в Ирином квартале, и это помогло мне сориентироваться. На картах дворы выглядели запутанными: настоящие лабиринты. Я повертел листок в руках, попытался прикинуть и рассчитать, каким путём будет безопаснее всего пройти. А потом — взял и прочертил линию по самому короткому маршруту из имевшихся. Решил — будь что будет. Главное сейчас запомнить последовательность поворотов направо и налево, а там в любом случае придётся разбираться, будучи в моменте.

Ещё минут через сорок мы оба были уже у выхода из подъезда. Бородатый приоткрыл дверь и выпустил наружу машинку с уже дребезжавшей на её крыше колонкой. Звук был вывернут на максимум, поэтому насладиться самим звучанием было невозможно. А жаль: давненько я не слышал песен и мелодий. Бородатый держал пульт в руках и пристально наблюдал за тем, куда едет машинка. Я наблюдал за ним, иногда поглядывая и в окно тоже.

— Идут, сволочи! Х-ха-ха! Каждый раз удивляюсь, когда работает. Как голуби — ей богу! Один услыхал — все остальные за ним, как бестолковые, — комментировал он.

Покалеченные мертвецы медленно шли за машинкой, которая лавировала между их ног и продвигалась всё дальше, пересекая проезжую часть. Потом, когда она оказалась на противоположном от нас тротуаре, бородатый повёл её вдоль проспекта, чтобы привлечь шумом как можно больше заражённых со стороны перекрёстка. Когда она и толпа, влекомая ею, исчезли из поля зрения, он сказал: