– А, что подумают обо мне те, кто собрался со мной?

– А тебе какая разница? Ты вернёшься в свой мир и будешь опять жить в тех условиях, к которым ты привык. Что тебе до всех нас?

– Я обещал людям.

– Обещал он! Что толку от твоих обещаний, если они невыполнимы?

– Вы так говорите, потому что ничего не знаете. А я знаком с экономикой и социологией империи и уверен, что она нуждается в вас. Ваше появление у нас будет полезно для нашего общества.

– И что ты такой упёртый! Запретить людям идти с тобой я не могу. Пусть идут. Но, слышишь, Фрам, разочарование будет полностью на вашей совести. Всё. Идите.

Мы вышли из дома старосты и молча пошли назад. В своей правоте я был уверен, и, даже, слова старика не поколебали меня. Но в сердце поселилась тревога. Слишком убеждённо говорил он. Что двигало им? Горечь от того, что он был вынужден влачить жалкое существование тут, всеми силами стараясь не скатиться к животному существованию? Злость на меня за то, что я родился и вырос в тепличных, по сравнению с ними, условиях? Или всё вместе? Не знаю.

Мы вышли рано утром. Большой караван из двадцати восьми человек. Мужчины, женщины, дети, все смотрели на меня с надеждой, а в разговорах между собой предвкушали новую жизнь, в которой им не придётся выживать. Проводником ожидаемо был Фрам. Помощником – Хал. Я пошёл следом за ними в самом начале каравана. Люди тащили на себе узлы со своим скарбом, не собираясь расставаться с нажитым добром, от чего скорость передвижения замедлилась. Хотя, пока движение шло по естественным гротам в скальных породах, мы всё равно шли сравнительно ходко. Тёмные лабиринты тянулись глубоко под поверхностью, то сужаясь, то расширяясь. Свод, то уходил куда-то вверх, абсолютно теряясь в темноте, то снижался так, что приходилось ползти на четвереньках. В таких условиях я никогда не был.

Те тоннели, что у нас в городах, все хорошо освещены, достаточно просторны, и ощущения, что находишься глубоко, как то не возникало. Другое дело здесь. Вся многометровая толща ощущалась буквально каждым сантиметром кожи. Казалось, она давит буквально физически, и страшно было представить, что будет, если всё это обрушится на наши головы. Свой путь мы освещали факелами, которые заготовили заранее. Ну и, время от времени, я включал свой фонарь, чтобы осветить то, что было впереди. Всё-таки концентрированный луч справлялся с этой задачей гораздо лучше, чем рассеянный неровный свет факела.

Впереди забрезжил дневной свет, и я приободрился. Даже шаг прибавил. Неужели, дальше по поверхности пойдём? Где-то сзади заплакал ребёнок и колонна остановилась. Выяснилось, что кто-то отстал, поэтому несколько мужчин вернулись назад для того, чтобы найти отбившихся. Я с нетерпением поглядывал на слепящий солнечным светом выход всего-то метрах в ста от нас.

– Не радуйся, – прекрасно понял моё состояние Фрам. – Сейчас пройдём по ущелью и опять в тоннель.

– А по поверхности нет пути? – не хотелось, как-то, лезть в эти ненадёжные ходы.

– Есть. Но они опаснее. На поверхности можно на квиргов нарваться. Не отобьёмся. Да и других хищников предостаточно. А, с нами женщины и дети.

– На поверхности ещё остались животные?

– Ну, ты же ел крупов.

– Это тех зверьков, что на крыс похожи? Они – понятно. Грызуны. Эти в любых условиях выживают.

– Есть ещё каменистые вараны.

– Ты же говорил, что их мало осталось.

– Мало. Но они есть. И, кстати, очень опасны. Нападают из засады. Есть коши. Это такие крупные хищники с огромными когтями и клыками. У них предками дикие кошки были. Скорпы, наконец.

– А это, что за зверь?