Другой причиной слабости бурбонской армии была их излюбленная система «стрелять на ходу», что всегда приводило к роковым для них последствиям при схватках с нашими волонтерами, которые побеждали их штыковыми атаками без единого выстрела.
Мне могут возразить, что наша система, может быть, вредна, если противник имеет оружие нового типа, метко стреляющее. Но я всё же с полным убеждением утверждаю, что именно при наличии такого оружия наша система еще более необходима.
Предположим, что перед нами открытое поле битвы, лишенное каких-либо преград. Две цепи берсальеров стоят друг против друга, причем одна, двигаясь, стреляет в другую, которая как вкопанная стоит на месте, отвечая на пальбу противника. По-моему, все преимущества на стороне цепи, стоящей на месте, ибо она может заряжать винтовки и стрелять спокойно, сохраняя хладнокровие и с меньшей затратой сил. Боец может наклонить корпус, чтобы уменьшить площадь для попадания вражеских пуль. Меж тем как двигаясь, боец более возбужден, значит его выстрелы не столь метки, а главное, шагая вперед, он обязательно невольно выставит вперед свое туловище больше, чем это положено.
При современном оружии цепь берсальеров, которая хладнокровно выжидает приближения неприятеля, стреляющего на ходу, несомненно понесет большие потери людьми, но бесспорно, что ни один из вражеских солдат не останется невредимым. Впрочем, мало таких местностей и совсем редки случаи, когда цепь берсальеров, выжидающая приближения противника на заранее приготовленных позициях, не нашла бы возможности для частичного или даже полного укрытия своих бойцов.
В таком случае, при одинаковой численности бойцов с обеих сторон, ни один солдат из наступающей цепи не дойдет целым до цепи, залегшей на позиции. Также не следует атаковать врага на его позициях, или же надо атаковать его вплоть до рукопашного боя, без чего будут лишь большие потери, а цели достигнуто не будет.
Одним из наших огромных преимуществ в сражении у Вольтурно было также искусство наших офицеров. Когда имеешь такую плеяду военачальников, как Авеццана, Медичи, Биксио, Сиртори, Тюрр, Эберард, Сакки, Мильбиц, Симонетта, Миссори, Нулло и другие, то трудно допустить, чтобы победа не увенчала знамя борьбы во имя свободы и справедливости.
Не только гарибальдиец, не только русский
Интереснейшие «Записки» Льва Ильича Мечникова (1838–1888) имеют и интересную судьбу.
22-летний юноша, участник легендарного похода Джузеппе Гарибальди и его «Тысячи» против неаполитанских Бурбонов в 1860 г., принялся писать их сразу же по окончании кампании. В тот момент общественность всего мира была взбудоражена падением королевства Обеих Сицилий в результате революционного натиска краснорубашечников и умелого пожинания плодов со стороны короля-объединителя Виктора-Эммануила II и его премьер-министра Камилло Кавура. Несмотря на определенное замешательство российского правительства перед фактом исчезновения многолетнего и верного неаполитанского партнера по европейской игре, объединение Италии под короной Савойской династии воспринялось тут в целом благосклонно – уже в 1862 г. Россия признала новое государство, Итальянское королевство.
Именно этим, а также огромным интересом русской публики и общей либерализацией начала царствования Александра II, можно объяснить возможность публикации повествования о бунтарском походе. Она состоялась в трех выпусках (сентябрь, октябрь, ноябрь 1861 г.) 35-го тома «Русского вестника», «Литературного и политического журнала, издаваемого М. Катковым», как гласил подзаголовок. Вероятно, для Каткова это было и продолжением уже заявленной итальянской темы – двумя годами ранее, в 1859 г., он отвел страницы своего журнала корреспонденциям Николая Берга о Ломбардской кампании Гарибальди.
И консервативный издатель, и революционный автор сознавали, что текст об «экспедиции Тысячи» – на грани дозволенного, ведь россиянам возбранялось идти в волонтеры к Гарибальди, да и сам он в Петербурге имел обоснованную репутацию опасного радикала. В такой обстановке появилась первая итальянская публикация Мечникова – без имени автора (в этот раз появился инициал
На родину Мечников после своего гарибальдийского опыта так и не вернулся, несмотря на несколько позднейших попыток: его увлечения разного рода «подрывными» идеологиями, в первую очередь, анархизмом, вне сомнения, были хорошо известны российскому правительству. Вероятно, именно поэтому его «Записки» никогда не переиздавались до революции. Однако и после оной они не увидели назревшей перепечатки. На них ссылались, их обильно цитировали, их изучали, но не переиздавали…
Теперь отечественный читатель впервые держит в руках научное издание «Записок». Но траектория книги не была прямолинейной. Первыми
Инициатором итальянской публикации и переводчиком Мечникова выступил Ренато Ризалити, историк из Пистойи, всегда внимательный к новым сюжетам из области русско-итальянских отношений[241]. Книга вышла в издательстве C.I.R.V.I., Межуниверситетского Центра исследований «Путешествия в Италию», что способствовало ее попаданию в нужное русло. Ее заметили и оценили. Спустя всего лишь четыре года, в 2011 г., в том же Центре вышло новое издание, где к тексту «Записок» прибавились материалы о поддержки «экспедиции Тысячи» со стороны жителей Пистойи. И эта книга появилась в издательстве C.I.R.V.I., также при юбилейных обстоятельствах, в год 150-летия объединения Италии: именно в 1861 г. было провозглашено новое европейское государство, Итальянское королевство.
Итальянскому изданию «Записок» Ренато Ризалити предпослал предисловие, переведенное нами для русского издания, которое появилось также в результате инициативы тосканского историка.
Мечников не был единственным
Возможно, что одним из самых первых русских гарибальдийцев стал Федор Петрович Комиссаржевский (1838–1905), в будущем – оперный певец и профессор консерватории, а также отец знаменитой актрисы Веры Комиссаржевской. В 1859 г. молодой русский студент примкнул к «делу Гарибальди, которое выходило далеко за пределы только увлечения, хотя бы пылкого и искреннего»[243].
Уход к Гарибальди становился литературным топосом: Короленко в «Слепом музыканте» повествует о «забияке из Волыни» – «Дяде Максима», который в молодости «рассердился на австрийцев», уехал в Италию и там «примкнул к такому же забияке и еретику – Гарибальди»[244].
Наряду с Мечниковым ценнейшие заметки о Гарибальди оставил вышеупомянутый путешественник и литератор Н. В. Берг, освещавший Ломбардскую кампанию Гарибальди для русской печати. В частности, он сообщал о русской гарибальдийке, «чистой москвитянке», фамилию которой он из осторожности не сообщил[245]. Берг рассказывал и о своих беседах с Гарибальди, в т. ч. и о России. «“Герой двух миров” вспомнил свое посещение Одессы и Таганрога, назвал Россию, согласно Бергу, “лучшим кусочком вселенной”, “дивной страной”, а русский народ – “одной из лучших наций в мире”»[246].
Следует также назвать имя известной писательницы, редактора детских журналов А. Н. Толиверовой-Якоби. Будучи в Риме во время последнего похода Гарибальди в Италии в 1867 г., она приняла активное участие в движении гарибальдийцев. В июле 1872 г. Толиверова лично познакомилась с Гарибальди и прогостила у него неделю на сардинском острове Капрера. Она привезла Гарибальди в подарок из России две красные рубашки…