Книги
Занимательная музыкология для взрослых
Платон и Ordnung
В те времена далекие, теперь почти былинные, представления о демократии несколько отличались от современных, это правда. Но даже на том прогрессивно-рабовладельческом фоне Платон выглядел отморозком. Он всегда точно знал, как надо и как правильно. А когда кто-то точно знает, как правильно для себя и особенно для других — это как минимум настораживает, а в норме — должно пугать.
Его трактат «Государство» — первый в ряду знаменитых утопий, таких как «Утопия» Томаса Мора или «Город Солнца» Кампанеллы, каждая из которых в наши дни вызывает содрогание после того, как в ХХ веке кое-что из рекомендованного великими мыслителями удалось реализовать.
В музыкознании Платон тоже знал толк и формулировал основы музыкальной теории следующим образом.
Что касается ладов — ионийский и лидийский — это для пьяниц. Миксолидийский «непригоден даже для женщин». Вот дорийский и фригийский — да, это для мужественных и свободных людей. (Это у него в работе «Государство». Потому что прописано должно быть все.)
«— А какие же лады свойственны причитаниям? Скажи мне („Назови, нет, я жду“) — ты ведь сведущ в музыке.
— Смешанный лидийский, строгий лидийский и некоторые другие в том же роде.
— Значит, их надо изъять, — сказал я».
(Оттуда же).
Ответ на вопрос о том, откуда мы все-таки знаем, что мажор — это весело
И все же очень похоже, что эмоциональную реакцию на лады формируют те же механизмы, которые формируют появление речи у ребенка. В первые месяцы жизни ребенок способен издавать весь спектр звуков, которые чисто технически позволяет анатомическое устройство организма. А приблизительно к десяти месяцам пропадает чувствительность к фонемам, несвойственным «родной речи». И он уже никогда не сможет издавать щелкающие звуки без акцента, как настоящий бушмен, и всю жизнь будет путать «р» и «л», если родился в японской семье.[45]
Так что, сдается мне, что европейца, воспитанного и вскормленного Верди и Брамсом, фригийским ладом не возбудишь, а спондеическим мелосом не успокоишь. Скорее, сильно озадачишь.
Краткий и беспорядочный обзор ладов
Как оно так получилось, я не знаю, но очевидный и наблюдаемый факт состоит в том, что музыкальное мышление людей, живущих в начале XXI века, по-прежнему существует в ладовых категориях веков XVIII и XIX. Как иначе объяснить, что практически вся условно «популярная» музыка кино, эстрадная, танцевальная, музыка государственно-патриотическая, тюремно-блатная, сиротская и т. д. — все это написано в парадигме и в рамках музыкальных законов, языка и логики, естественных для периода XVIII–XIX веков, то есть в мажоре и миноре? Подтверждением этого тезиса может служить музыкально-социальный феномен караоке — совершенно невозможно себе представить ситуацию, при которой, скажем, фигурант дела о драке в кафе «Ветерок» пел бы под минус арию Орфея из одноименной оперы Монтеверди или «Смерть поэта» на стихи Рильке из Четырнадцатой симфонии Шостаковича.
А вот «Хабанеру», «Сердце красавицы» и «Мурку» да под хорошую закуску — вполне. По крайней мере, такие фонограммы для караоке существуют.
В целом выходит, что мажор с минором, которые мы считаем явлением чуть ли не равноценным самой музыке, это не более чем феномен XVIII и XIX веков, эпохи, в которой мы по каким-то причинам застряли. Каким именно местом застряли, однозначно сказать не могу. Уши не в счет, это периферия. Про мозги сложно что-то сказать однозначно, ибо в соответствии с теоремой Геделя о неполноте невозможно описать систему, находясь внутри нее. Так что про мозги — вопрос к более высокой инстанции.
«Привычка свыше нам дана» — звучит убедительно, но есть один феномен, который озадачивает, не предлагая ответа.
Гений и его реплика
Время появления мажора и минора как ладовой структуры, естественной и органичной для музыкального языка, относится к эпохе Баха, Генделя, Вивальди, то есть к началу XVIII века. А вот первое серьезное теоретическое описание относится к 1558 году, когда венецианский ученый, теоретик музыки, органист, maestro di capella Св. Марка в Венеции Джозеффо Царлино (1517–1590) опубликовал трактат «Основы гармоники», где в рамках изучения общих принципов античной нумерологии описал в числе прочего лады, которые почти через два века стали основой европейского музыкального мышления. В данном случае не существенны различия в описании формальных деталей между его подходом к вопросу и современными традициями, для нас любопытно то, что он, изучая и описывая феномен этих структур, отметил эмоциональную разницу в восприятии этих ладов.