Дружбы между старыми сослуживцами не было, а вот взаимное уважение и доверие – вполне. И командир «Кронштадта» привык доверять словам наставника, поэтому отреагировал на них без малейшего промедления. Однако тот все равно, по въевшейся с годами преподавательской привычке, достаточно развернуто пояснил:

– Они же не дураки, Николай Павлович, совсем не дураки. Если голова без мозгов, такой флот не построить. И наверняка понимают, что как только мы разделаемся с этими красавцами, – небрежный жест в сторону избиваемых крейсеров, – а это дело нескольких минут, как примемся за них. На эсминцах слишком много торпед, чтобы оставлять их без внимания. До темноты им не продержаться, разве что спасаться бегством, а на это они пока не пойдут. Стало быть, надо что-то делать уже сейчас, и шанс у них есть. Через десять-пятнадцать минут наш курс приведет к тому, что горящие крейсера полностью скроют их от нас, частично своими корпусами, частично дымом. Еще и шашек добавят, чтобы завесу поставить. Затем подтянут миноносца поближе – и все, нам придется жарко. Откровенно говоря, более всего меня сейчас интересует, будут ли участвовать в атаке их легкие крейсера. У них ведь торпеды тоже имеются, да и орудия лишними не будут. Мы их, конечно, разнесем, это не намного сложнее, чем уничтожить сами эсминцы, но время займет, а дистанция небольшая, могут и успеть подойти да напакостить.

Адмирал оказался совершенно прав. Через двенадцать минут дымные шлейфы, тянущиеся за горящими американскими кораблями, стали заметно гуще. Шашки запалили – в этом Белли не сомневался. Значит, сейчас начнется. И пора их всех удивить, невидимость – она ведь штука обоюдная. И советские корабли сработали мгновенно.

Белли действовал вопреки общепринятой тактике и здравому смыслу, но, как оказалось, эффективно. Именно этот маневр привел к тому, что во всех американских газетах следующий эпизод боя именовали не иначе как Большой Резней. В чем-то газетчики определенно были правы, хотя, конечно, их всегда отличала любовь к крикливым заголовкам. Вон, «Правда» написала три десятка строчек, и то в основном с фамилиями награжденных, поскольку на фоне основного сражения это и впрямь был всего лишь эпизод. Не самый важный, хотя, конечно, эффектный, этого не отнять…

Поворот в сторону американцев, ураганный огонь по и без того избитым крейсерам. Все, тем уже не до того, чтобы передавать товарищам о происходящем, свои бы шкуры спасти. Строй распадается. Из носовой части «Балтимора» рвется могучий клубок пламени – явно зацепили что-то серьезное, может, даже пороховой погреб. Хотя нет, вряд ли, корабль не собирается ни раскалываться, ни просто тонуть, хотя виляет на курсе, словно пьяный матрос, выходящий из паба. И дым, теперь уже не от шашек, а, так сказать, естественный, корабль напоминает чернильную кляксу, расползающуюся по волнам, и огонь прекратил окончательно. «Канберра» от сокрушительного, почти продольного залпа, превращается в бултыхающийся на волнах факел, в котором рвутся поданные к орудиям снаряды. Остальным тоже достается. И спустя считанные минуты вырвавшиеся из-за дымовой завесы эсминцы сталкиваются с советскими кораблями, открывшими огонь практически в упор.

Идущий головным «Рэдфорд» моментально ощутил на своей шкуре все прелести участи ведущего корабля. Выпущенный в упор стовосьмидесятимиллиметровый бронебойный снаряд обладал огромной начальной скоростью, которую не успел погасить. Ударив «Рэдфорд» в носовую часть, снаряд проткнул вдоль корпуса почти насквозь и разорвался в корме. Из защиты на этих эсминцах имелась разве что полудюймовая броневая палуба над машинным отделением, и остановить раскаленный кусок стали и взрывчатки смогла только паровая турбина, в которую он влетел, кроша все на своем пути. И взорвался так, что небу стало жарко.

Лопатки турбины, превращающие энергию перегретого пара во вращение громадных валов, разлетелись, словно ножи у незадачливого циркача, кроша все на своем пути и пропарывая корпус изнутри, превращая его в подобие гигантского сита. А следом, догоняя, рвалась волна огня, тонкими струйками плеснувшего во все стороны. Кусок днища вырвало, и искалеченные турбины вместе с фундаментами рухнули вниз, на дно морское. Корабль просел, изгибаясь, словно кусок теста, по которому хозяйка врезала скалкой. А потом он, быстро теряя ход, начал погружаться, оставляя на поверхности обломки и головы тех, кто успел выброситься за борт. Через две минуты палуба эсминца скрылась под водой, и в этот момент раздался мощный взрыв, выбросивший в небо гигантские клубы грязно-белого пара – вода добралась до раскаленных котлов.

Но тех, кто сейчас резвился вокруг, мало интересовали подобные тонкости. Их вообще не интересовал уже погибающий эсминец. Своих дел хватало, причем с обеих сторон прицела, и бой еще только начинался.

Эсминец «О’Бэннон», идущий в кильватере «Рэдфорда», резко принял влево, чтобы не ударить носом в корму подбитого корабля, и нарвался на залп в упор с «Максима Горького». Шесть попаданий. Правый борт эсминца перестал существовать – на крейсере предусмотрительно зарядили орудия фугасами, в таком бою куда более эффективными. Корабль лег на борт и почти мгновенно затонул вместе со всем экипажем. Спастись не удалось никому, и лишь радужное пятно вытекшего из пробитых танков горючего указывало теперь место, где затонул еще недавно красивый и мощный корабль.

«Беннет» вынесло прямо под прицел «Севастополю», и артиллеристы линейного крейсера не сплоховали. Корабль просто исчез, превращенный залпом главного калибра в мелко перемолотые куски железа. Как ни странно, два человека, находившиеся в самом центре этого безобразия, уцелели. Одного взрывом вышвырнуло из машинного отделения, и он, пролетев метров сто, с размаху плюхнулся в воду. Второй повторил его судьбу в точности, с той лишь разницей, что вышвырнуло его не из корабельных недр, а с мостика. Оба остались живы, не утонули и не привлекли акул, нашли обломки, за которые можно держаться, и были подобраны случайно проходившим мимо танкером.

Правда, ради этого им пришлось плавать больше суток, но все равно они могли считать себя очень везучими людьми.

А вот «Тэйлору» повезло чуть больше. Его командир оценил угрозу мгновенно и, отшвырнув рулевого, отработал рулем и машинами быстрее, чем отдал бы команду. Эсминец крутанулся так, что не ожидавшие этого люди не удержались на ногах, многие травмировались. Однако главное, корабль успел нырнуть обратно в дым почти целым – лишь один снаряд с «Кронштадта» попал в корму «Тэйлора», но не взорвался. Вскрыв, словно консервный нож, палубу эсминца как раз позади пятой орудийной башни, он улетел в море, и рванул, лишь ткнувшись в волны. Так что «Тэйлор» отделался лишь косметическим повреждением и не потерял ни одного человека.

Следующим угодил под удар легкий крейсер «Флинт». Американцы все же решились погнать свои крейсера в атаку – и потому, что те несли достаточно серьезное торпедное вооружение, и потому, что боевая устойчивость крейсеров в разы выше, чем у эсминцев. Конкретно в этом случае эти достоинства означали, что корабль выдержит не один залп линейного крейсера с жалких полутора миль, а два. И даже ответит из чего-то там несерьезного, что выбьет искры из непроницаемой брони «Кронштадта». И вздрогнула от удара башня с пятнадцатидюймовыми орудиями. Позже на броне в триста тридцать миллиметров нашли царапину, а в тот момент никто даже не сообразил, что «Флинт» врезал из своего главного калибра…

Правда, американцы, надо отдать им должное, сражались до конца, и, прежде чем их крейсер перевернулся, успели выпустить две торпеды. Дистанция позволяла, но времени прицелиться уже не оставалось, так что стреляли «куда-то в сторону цели». Для таких раскладов даже весьма точно – одна из торпед прошла в двух кабельтовых за кормой «Севастополя». Однако, в любом случае, это была уже агония. «Флинт» ушел на дно вместе с большей частью команды, следом за ним никого не наблюдалось, но бой тем временем все равно продолжался, и советские корабли уверенно играли в нем первую скрипку.

Белли вновь действовал так, как от него не ожидали. Удивил – победил… Добивающие залпы по горящим кораблям американцев – и вперед, сквозь все густеющий дым. Риск – несомненно, если советские корабли там ждут, то уже они, полуослепшие, окажутся под ударом и вполне могут не успеть отбиться. Но Белли рассчитывал, что от него не ждут действий, выглядящих глупостью, и вновь угадал. И американцы даже не успели перестроиться, как из густых клубов дыма выдвинулась и паровым катком навалилась на них бронированная смерть.

Уйти вновь удалось лишь «Тэйлору», командир которого, может, был и не самым храбрым человеком на этой планете, зато мог похвастаться отменной выживаемостью и моряком оказался великолепным. Снова разворот – и эсминец понесся прочь от места боя, выбрав курс так, чтобы уходить в одиночку, подальше от авианосцев. Уж они-то вполне могут оказаться следующими, такой лакомый кусок никто не отпустит. И, надо сказать, ход мыслей американского офицера оказался совершенно правильным. Уже через сутки он привел свой корабль на базу, где его попытались разжаловать – но не сумели, поскольку комиссия, собранная в спешке для поиска виновных, подтвердила, что в данной ситуации действия командира «Тэйлора» были единственно верными. Любой другой вариант неминуемо приводил к бессмысленной потере корабля и гибели экипажа. Так что оставили его в покое, но наградой обошли.

Остальные корабли американской эскадры поступили согласно той же логике, но несколько запоздало, что стоило им жизни. Все же, когда твой корабль выдает тридцать четыре узла, а противник тридцать один и, вдобавок, уже разогнался, уйти вряд ли возможно. По американцам лупили прямой наводкой из крупнокалиберных орудий, и они просто не успевали что-либо предпринять. В «Николас» попал пятнадцатидюймовый снаряд, и взрыв восьмисоткилограммовой дуры буквально разорвал его пополам. «Стронгу» угодили прямо в заряженные торпедные аппараты, и от корабля мало что осталось. Остальным пришлось не лучше. Дольше всех продержались крейсера, но, опять же, разница составляла считанные минуты. И, что интересно, один крейсер уцелел. Поврежденный в самом начале боя «Санта-Фе» к этому моменту успел отползти далеко, и за ним просто не стали гоняться – не так уж много времени и снарядов в погребах оставалось в распоряжении Белли.

Надо сказать, игра шла не в одни ворота. Американцы пытались отстреливаться и даже попадали, но реально успеха достигли единственный раз. Выпущенная кем-то торпеда (опять же, били эсминцы куда попало, целиться им не давали, и автор удачного выстрела так и остался неизвестен) нашла свою цель и проделала в кормовой части «Севастополя» огромную дыру, заодно оторвав правый винт. Не смертельно, но очень, очень плохо. Скорость линейного крейсера моментально снизилась до несерьезных восемнадцати узлов, вода начала заливать машинное отделение. К счастью, руль не пострадал, а грамотные действия экипажа позволили быстро предотвратить угрозу кораблю, но стало ясно – для серьезного боя «Севастополь», пока не пройдет доковый ремонт, больше не пригоден.

И все же Белли не хотел упускать авианосцы, отчаянно пытающиеся уйти и уже видимые только на радарах. Оставив наиболее поврежденные «Севастополь» и «Максим Горький» разбираться с еще кое-как держащимися на воде американскими крейсерами, он на двух кораблях погнался за беглецами. Уничтожать авианесущие корабли при каждом удобном случае – это одна из основных задач. Во всяком случае, именно так говорил вездесущий Лютьенс, а учитывая его опыт, а также тот вес, который немецкий адмирал набрал и у военных, и у политиков всех уровней, к словам авторитетного флотоводца стоило прислушаться.