– Да вот как-то смею, сеньор! Смею – и все тут!

Для Алекса давно не было секретом, что Каскос нагл, но в то же время трусоват. Однако, видимо, и для трусливого есть свой предел, за которым слабость становится силою. Ну кто бы мог подумать, что оскорбленный дон Хуан с такой лютостью ринется вдруг на злобного насмешника дона Хорхе? Во всяком случае, для Кейта и де Лириа это явилось полной неожиданностью. Правда, Алекс ждал чего-то в этом роде, а потому успел не только уклониться от удара, но и нанести ответный. Каскос отлетел к стене, но тотчас отскочил от нее и снова кинулся в драку. Ну, тут уж Алекс с наслаждением дал себе волю. В лице Каскоса он получил поистине неутомимый объект для избиения, ибо оскорбленное самолюбие, чудилось, не только лишило испанца разума, но и сделало его нечувствительным к боли. Он снова и снова отлетал к стене, снова и снова отталкивался от нее, снова и снова бросался к Алексу, снова и снова нарывался на удары – чтобы опять отлететь к стене и начать все сначала.

Более того! Он и сам принялся помахивать кулаками!

Тут ошеломленные Кейт и де Лириа наконец-то очнулись от остолбенения и попытались растащить дерущихся. Герцог кошкой прыгнул на спину своего любовника и повис на нем всей тяжестью, при этом крепко обнимая его, поглаживая по груди, осыпая поцелуями голову, шею, плечи, бормоча нежные слова. А вот действия Кейта были лишены всякой нежности. Он с необыкновенной силой стиснул Алекса, а потом перехватил сзади под руки, и сколько тот ни лягался и ни брыкался, но ослабить хватку здоровенного англичанина никак не мог.

– Хуан! Хорхе! Хуан! Хорхе! – только и мог, что жалобно выкликать де Лириа, но его никто не слышал.

– Уймитесь, сеньоры! – тяжелым басом приказывал Кейт. – Вы ведете себя как мужики-московиты! Если угодно свести счеты, для этого существует дуэль! Для этого есть шпаги!

Наконец-то слова его прорвались к сознанию драчунов. Они перестали рваться друг к другу и обменялись взглядами по-прежнему ненавидящими, но уже более приличествующими для двух благородных сеньоров – какими и являлись на самом деле.

– Ну что же, мне доставит огромное удовольствие пригвоздить вас к стене, сеньор лжец, – сказал Каскос. – Ваше сиятельство, не откажите распорядиться, чтобы принесли наши шпаги. Вы не возражаете, Монтойя?

– К вашим услугам, – только и ответил Алекс. На большее его просто не хватило. Боль в избитом теле – все-таки по ребру с обеих сторон ему умудрились сломать наемники императора! – и боль от еще не зажившей толком раны отнимали и дыхание, и силы. Вспышка ярости, бросившая его в драку с Каскосом, иссякала, на смену ей приходила оглушительная усталость. Он ощутил, что руки похолодели, колени подгибаются. Сможет ли он удержать шпагу, не говоря уже о том, чтобы владеть ею?

Ладно, как-нибудь. Авось…

Он невольно усмехнулся. В самом деле – все больше признаков своей национальной принадлежности обнаруживает в себе сегодня Алекс Валевский, дон Хорхе Сан-Педро Монтойя, все глубже ощущает себя Алексеем Леонтьевым. Кажется, московиты именно так и говорят: «Держись за авось, поколе не сорвалось!» Ну, будем надеяться, что не сорвется…

Да, с ногами что-то было и впрямь неладно. С трудом удавалось идти не качаясь. Алекс двигался как во сне – даже удивился, обнаружив, что находится в просторном холле второго этажа. Каскос уже снял с себя кафтан, бросил прямо на перила, остался в шелковом черном камзоле. Алекс последовал его примеру, подумав, что предпочел бы снять и камзол, чтобы ничто не стесняло движений рук, однако он боялся, что флакон может выпасть, и тогда…

– Сеньоры, умоляю вас, сеньоры… – продолжал твердить де Лириа, жалобно кривя лицо, и Алекс подумал, что он никогда не видел герцога в таком испуганном состоянии.

Но гораздо удивительнее, что он никогда не видел Каскоса в таком приподнятом настроении! На секретаря посольства Алекс привык взирать пренебрежительно, как на фигуру совершенно одиозную, вдобавок обремененную такими пороками, которые не могли вызвать по отношению к нему ничего, кроме ненависти и презрения. Каскос же на человека, в котором видел соперника, всегда посматривал исподлобья, исполненным ревности и зависти взором, и сейчас Алекс с некоторым изумлением встречал откровенно злорадный взгляд полностью уверенного в себе и своих силах человека. Секретарь с видом знатока пробовал острие и крепость своего клинка, щегольски оправлял пышные манжеты, которые высовывались из-под узких рукавов камзола.

Уверенность Каскоса в себе произвела впечатление не только на его противника. Де Лириа взирал на своего любовника примерно так, как нежная, прекрасная дама глядела бы на рыцаря, готового защитить ее честь. Роль разбойника, судя по всему, отводилась Алексу, и как ни был он занят попытками взять себя в руки, собраться с силами, все же не мог не усмехнуться: ну наконец-то, кажется, у герцога де Лириа пропала охота домогаться неподатливого дона Хорхе. Воистину, нет худа без добра!

– Начнем, господа, – послышался спокойный голос Кейта, и, мельком бросив взгляд на своего патрона, Алекс опять удивился.

Похоже, Джеймс-Хакоб получал немалое удовольствие от предстоящей схватки! Ну что же, в роли зрителя это было вполне возможно, и если бы Алексу предоставили возможность выбора, он бы с удовольствием поменялся с Кейтом местами, хотя обычно даже предвкушение дуэли будоражило его чуть ли не сильнее, чем свист шпаг, режущих воздух, тяжелое дыхание загнанного противника, вид крови, которая брызнет из сквозной раны…

Он бессознательно коснулся левой рукой горла и, встав в позицию, отсалютовал Каскосу, который уже отдал честь и приготовился атаковать.

С первого удара Алекс понял, что имеет дело с неожиданно сильным противником. Каскос явно получил хорошую подготовку, причем обнаруживал знакомство не только с итальянской школой фехтования, которой традиционно следовали испанцы, но и с французской, которая самому Алексу всегда нравилась гораздо больше, потому что давала больше свободы в выборе приемов. Впрочем, в вольном бою все эти тонкости не имели никакого значения, ибо это был бой не просто во имя защиты чьей-то чести. С первых шагов Алекс понял, что Каскос навязывает ему бой не на жизнь, а на смерть.

Он почти не делал простых прямых ударов, а неутомимо чередовал батманы, то есть удар по шпаге противника и стремительный укол, с ангаже, проворно ныряя своим клинком под клинок Алекса, который несколько раз только чудом уходил от уколов. Каскос не обходил своим вниманием и режущие отвесные удары, причем умудрялся так проворно защититься квартой с терцем или квартой с кругом, что Алекс не успевал воспользоваться мгновенным преимуществом и перейти от защиты в нападение. Неприятно было осознать, что чуть ли не впервые в жизни Алекс перестал диктовать в поединке свои условия, а вынужден принимать чужие. Ему потребовалось время, чтобы понять: самая излюбленная его тактика – непрестанно навязывать противнику защиту, не позволяя перейти в атаку, – теперь используется Каскосом. Ну что же, эта тактика была придумана отнюдь не Алексом – она принадлежала более ловкому, более хитрому, более сильному из двух бойцов. В данном случае, увы, таковым оказывался Каскос…