То есть, этот паразит наблюдал. Очевидно, когда надо мной издевались — тоже. Чтоб не прибили, ненароком, педагог заботливый, чтоб его, злопыхнул я.

Хотя, тут же «палочная система воспитания», а для неё подобный подход нормален, напомнил себе я.

— Самозащита, говорите, господин Гемин? — уставился на меня этот тип.

— Безусловно, господин битель. Уж не хотите ли вы сказать, что я, — обвёл я лапкой тщедушное тельце, — напал на НИХ? — аж выпучил я глаза тыча в поверженных.

Инспектор повзирал на соучеников, на меня, похмыкал, криво ухмыльнулся и выдал:

— Сумку продемонстрируйте, господин Гемин, — требовательно протянул руку он.

— Мы на территории гимназии и в учебное время? — окрысился я.

Дело в том, что меня ситуация несколько… раздражала. Этот тип явно «приглядывал» за нами, а над Гемином регулярно издевались не столь далеко отсюда. И чихать мне на их «педагогические» изыски — то, что «нормально» им, бесит и раздражает меня. Так ещё и меня хотят выставить виноватым, когда я всего лишь дал отпор. Ну, несколько преждевременный, сам признал я, но преждевременный только сегодня. А вообще и в целом — даже СЛИШКОМ гуманный.

— Кхм, не вполне, господин Гемин, — признал битель. — Однако, в знак вашей доброй воли… — не договорил он.

— В знак вашей доброй воли, вы могли прервать эту ситуацию годы назад, — безадресно, как бы «под нос», но и далеко не шёпотом выдал я. — Любуйтесь, господин битель, — распахнул я сумку.

Инспектор нос в сумку запустил, хоть и не обыскивал. Вновь похмыкал, на три тома «слова божьего», стрельнул взором в мою персону.

— Вы столь набожны? — с некоторой долей скепсиса полюбопытствовал он.

— А как же, — широко улыбнулся в ответ. — Только на господа нашего в беде и уповаю, более не на кого, — елейно подытожил я.

— Понятно, — нейтрально ответил битель. — Поднимайтесь, господа, следуйте за мной, — обратился он к пятёрке.

— А… не территория… — вякнул было Недил.

— Территория гимназии, господин Недил, заканчивается на проезжей части, до которой пятнадцать метров. Или вы хотите со мной поспорить? — бездарно попробовал спародировать мою ослепительную улыбку инспектор.

Впрочем, бездарной она показалась мне, мастеру и специалисту добрых, ласковых и всепрощающих улыбок. Забитым и запуганным добрым мной гопникам хватило и этого, так что, покряхтывая, удалились они гуськом в гимназию.

А меня никто не позвал, разве что битель коротко кивнул, да и учесал, ведя недиловскую компанию в здание гимназии.

Кхм, а это вообще — нормально? Не знаю, констатировал я, через полминуты просеивания памяти. И Гемин не знает, как-то он только огребал, а не выдавал. И все связанные с огребанием взаимодействия с гимназическими служками ограничились лишь «добавкой» розгами, за «злословие и отвлечение ерундой занятых людей».

Ну, будем считать, что нормально, поскольку изменить я уже ни черта не смогу. И, нужно отметить, уж слишком я стал невоздержан на язык. Мороз бы промолчал, из чувства самосохранения. Видимо, бытие Отмороженным меня довольно сильно изменило как личность. Даже если я просто слепок, хмыкнул я. В общем, попробую язычину свою несколько укротить, а то договорюсь до чего-нибудь нехорошего.