А, после ухода копщиков я, до темноты, ковырял дренаж, который, уже после первого дня с стальными лопатами, был необходим: общая влажность была такова, что без отвода влаги за ночь собиралась немалая лужа, размывающая стены и херящая работу дня, а то и побольше.

За месяц, который прошёл до второго пришествия шамана, у меня как сменилось четыре девицы (и вновь появилась Рябь, очевидно, беременность не наступила, что и неудивительно).

Так же я посмотрел на то, как охотятся папуасии, что меня несколько повеселило, ну и избавило от некоторых иллюзий. Охотятся, конечно, не «на той стороне большой воды», куда меня звал шаман, а в джунглях, ради пропитания.

Итак, у меня в сознании был «сферический абориген в вакууме», этакий «суровый деть природы», который, сделанной из говна и палок поделкой, за десятки метров, бьёт белку в глаз.

Да сейчас, конечно! В общем, как выглядела наблюдаемая мной охота:

Попуас забивался в некие кусты, откуда просматривался водопой или полянка с каким-нибудь приятным травоядному растением. Не бродил по джунглям, а именно садился, ну и сидел-ждал, не очень шумя, но и точно не «часами напряжённо-неподвижно».

Так вот, приходит на водопой-полянку капибара какая или что-то вроде того. Охотник примеривается и… начинает швыряться в свинятину всем что у него есть! То есть, не «метнул копьё и попал с двадцати метров», а метнул копьё, кремниевый топорик, боло, да кусок фекалия и камень, если успеет!

И вот, если повезёт, чем-то из этого в свинятину прилетит. И даже подранит — вариант «убьёт сразу» вообще не рассматривается.

И после этого абориген бежит свинятину добивать, иногда — бросая это дело. Если ранения толком нет, или если с визгом убегающая свинотина привлечёт внимание пардусов — с последними аборигены старались не связываться даже с мушкетёрами и большим числом.

И если свинотина «уходит», охотник в этом или другом месте опять садится в засаду.

Коллективная охота в два-три охотника происходила примерно так же, но была статистически более результативна, для каждого из двоицы или троицы.

Ну и в целом, за время между шаманьими визитами, поработал с эфиром, поискал, да и наверное нашёл всё технологические и научные схемы, в прискорбно малом «неповреждённом» количестве. Но, даже повреждённое хоронил в память Архива, ну и запустил программулину «лингвистического и синтаксического анализа глаголицы». Которая была основой «шаблонных кругов». И, как бы мне не хотелось «немедленных результатов», понятно что работа эта не на дни, а на месяцы. Хорошо, если не на годы, отмечал сам себе я.

И вот, препирается значит, ко мне шаман, да и говорит, что «звери начали подходить к большой воде». А значит, и моя часть оплаты за «копку», в плане «помочь бить зверя». Ямина у развалин к этому времени достигла глубины метров в пять, причём обнажила часть «плиты прикрывающей вход в гробницу», согласно изученным мной археологическим данным. Отводной дренаж был проковырян мной на десяток метров глубины, единственное, что нужно было делать, это время от времени прочищать его эфиром: воду он отводил, но, временами, забивался грязью от раскопок.

Ну и несколько раз я охотился на местную живность, проверяя удобство и убойность моего арсенала. Придя в итоге к выбору в пользу пятнадцатизарядного готтийского армейского карабина — весьма убойного в плане «проникающей силы» и дальнобойному. И Росси — пусть не столь дальнобойный, но снабженный довольно сильным прицелом и имеющий, за счёт «пушечного» калибра, довольно ощутимое «останавливающее» действие, помимо серьёзной убойности.

Так что, прихватил я боеприпасы и эти два ствола, куртку, насандалил башмаки (которые за прошедший месяц и не одевал ни разу), замотал хижину колючкой, ну и выдал довольному шаману: «я готов, веди».

Тот меня и повёл, а через час, рядом с толпой в тридцать увешенных оружием попуасиев и десятком попуасиевых женщин я фигел.

Фигение было вызвано тем, что переправляться через Жёлтую мы должны были на катамаранах. Между двумя трёхметровыми (ну, возможно, чуть поменее) поплавками располагалась платформа из бамбука.

Катамараны, а точнее поплавки и были причиной фиегния: были они сделаны не из дерева или чего такого. А из кожи, причём не особо обработанной и снятой целиком. Крокодильей кожи, из крокодилы, не менее трёх метров, каждый поплавок!

И как аборигены настолько здоровых ящеров воюют-то, недоумевал я. Мушкетами, что ли — так вряд ли, такого здорового крокодила только при большой удаче прибьёшь, а тут шесть штук, примерно в один размер.

Впрочем, моё недоумение ничуть не помешало мне переправиться через Жёлтую со всей папуасьей компанией.