На следующий день, помимо копщиков и всё той-же аборигеночки, явился и шаман.

— Хорошо вчера постарался, большой шаман, — выдал по пришествию папуас. — Рябь на воде тебя всем бабам хвалила, — мелко захихикал он, тыча перстом в улыбающуюся аборигеночку. — Чего хотел-то?

— Копать вашими лопатами — выйдет не одна смена сезона, — веско изрёк я, указывая на палки-копалки.

— Две смены, не больше, — ответил этот начальник джамшутов.

— Пусть две, но это слишком много для. Я оставлял металл от гром-палки, а главное — есть мобиль, телега из металла, сожжёный.

— Тот, где ты похоронил своё племя? — поинтересовался шаман.

— Мы сжигаем в прах и хороним в воздухе, — выдал я. — А племя моё надо именно похоронить. Оставленные в мобиле они защищали живого, — потыкал я перстом в себя.

— Понятно, большой шаман. А звал-то зачем? Стада к большой воде не подошли…

— Я сделаю лопаты из металла. Будут ли люди племени копать ими? — задал я вопрос.

— Из металла, — вздохнул шаман, без зависти, но с сожалением. — Будут, большой шаман. Но лопаты твои, — выдал он.

— Мои, но если выкопают быстро — я подарю вам одну или две, — выдал я. — Время для меня очень ценно.

— Так возможно, предки не обидятся, — выдал шаман после минутных раздумий.

Подошли мы к месту раскопок всей компанией, где я окончательно убедился, что «палки-копалки» — хлам. Ими даже не сняли весь слой дёрна, при том, что аборигены явно не филонили — уходили от меня копщики заметно подуставшими.

В общем, дотопали всей компанией до остова экспедиционного мобиля, где я выкинул куда подальше костяк готтийца, ну и дожёг останки экспедиции до рассеянного праха. Окончательно попрощавшись со спутниками, в определённой мере выкинув их из головы, оставляя «в прошлом».

А после похорон, начал я делать лопаты: с широким упором для ноги(аборигены были босыми), штыковые и острые. Отнял у одного из папуасов палку-копалку, вогнал в лопатину, показал как копать.

Шаман восхищённо поцокал губами, после чего вернулись мы к развалинам, где копальщики, вооружённые новыми орудиями труда, показали весьма отрадную скорость копки.

Шаман вторично поцокал губами, ну и учесал по своим шаманским делам. А Рябь робко подёргала меня за руку, на тему «делать детей».

В общем, наладилась у меня с того дня довольно странная, но не без цели и не без приятности, жизнь.

Копщики оставляли «лопаты большого шамана» у хижины, с утра их забирая и топая «копать».

Сначала Рябь, а, через неделю (именно неделю, а не квинк — аборигены считали время семидневными промежутками, что меня несколько удивило) новая девушка «доила меня на семя».