Ник поспешил за ней. Благодаря широким шагам он вскоре догнал ее, они прошли холл, повернули в коридор, и здесь он схватил ее за запястье и резко повернул к себе.
— Вы же не собираетесь сесть в джип и ехать в горы к мятежникам? Это не приключенческий фильм, это реальная жизнь!
— А что вы предлагаете мне предпринять? Сдаться на вашу милость?
Ник почувствовал себя польщенным, но тут же сообразил, что она имеет в виду не его лично, а британское посольство.
— Если вы попадете в какую-нибудь переделку с мятежниками, вряд ли вы найдете у них сочувствие.
— А у вас? — она постучала его по груди.
Ответа не последовало. Он сделал все. Внимательно выслушал ее, предостерег, выпил три стакана джина, а она упорно не желает отпустить его с крючка и освободить ему от угрызений совесть. Почему он всегда чувствует ответственность за людей, которым не в силах помочь?
А Конни очень хотелось знать, зачем ему понадобилось приводить ее сюда, внимательно ее выслушивать, пить джин так, будто он скоро напрочь исчезнет из баров Лампуры, и гнаться за ней до самого лифта, чтобы сказать еще пару слов. Пожалуй, она знает ответ. Ник Этуэлл хочет ей помочь, отдает он себе отчет в этом или нет.
Конни повесила сумочку на плечо, привстала на цыпочки, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала в губы. Пусть думает, что на нее подействовала коа-пора.
— Спасибо за помощь.
— Я же ни единым словом не обмолвился, что я… и вообще я не понимаю, почему…
— Потому что вы лучше, чем вы сами о себе думаете, мистер Этуэлл.
— Вы бы так не сказали, если б знали, о чем я сейчас думаю.
Когда она опустилась на каблуки, он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами, поднял ее лицо и приник к нему в поцелуе. Он ласкал ее губы своими до тех пор, пока они оба не задрожали.
Конни почувствовала, что умирает, что пол поплыл у нее из-под ног, что она все еще в приземляющем самолете, который доставил ее на остров, что остров уже не остров, а корабль в бурных водах океана. Руки Ника уже лежали на выпуклостях ее бедер, а ее грудь терлась о его неглаженный пиджак.
Поцелуй Ника отдавал горечью, моментами Конни чувствовала, что привкус становится резче, будто она пьет джин с бархатистого кончика его языка.
Вдруг она широко открыла глаза и отпрянула от него, закачавшись на своих высоких каблуках.
— Извините!
Он придержал ее за талию, чтобы она не упала.
— Наверное, это от жары… — она знала, что ее горящие щеки послужат только подтверждением ее невинной лжи, — …и коа-поры!