В номере тихо. Телефон я раньше всегда на беззвучный ставила. Теперь нет. Боюсь пропустить тот самый важный звонок. И все равно, когда телефон звонит, я оказываюсь не готова. Бросаюсь к нему, руки дрожат, едва не роняю. Виктор.

— Алло!

Голос срывается в едва слышный шёпот. Это видео звонок. Смотрю на Виктора, он изменился за последние годы, что мы не виделись. Не в лучшую сторону. Раздобрел, лысина светится и капелька пота. Значит, волнуется, отмечаю я.

— Какого хуя? — спрашивает он, пытаясь быть спокойным. — Какого хуя, милая, происходит?

— Я же все объяснила, — терпеливо объясняю я. — Я не имею отношения к неудавшемуся покушению. Я буду говорить вам все, что знаю…

Я должна быть послушной и терпеливой. У них мой сын, весь смысл моей неудачной жизни. Ради него я сделаю все.

— Леха у них! — кричит Виктор. — Ты нас всех сдала!

— Ты знаешь, что это не так, Вить…

Употребляю уменьшительно-ласкательную форму имени, как тогда, когда мы были ещё по одну сторону баррикад, чтобы попытаться разбудить в нем былые дружеские чувства. Но нет.

— Щенка тащи, — бросает кому-то он.

И я не сразу понимаю, что щенок — мой сын. А когда доходит, меня парализует от неизбежности происходящего. Чувствую, как ладони становятся скользкими, по спине стекает, щекоча кожу, капля пота. Всё будет хорошо, говорю себе, и сама себе не верю.

— Мама! — кричит Серёжка.

Жадно осматриваю его. Ни синяков, ни ссадин не вижу, щеки кажется, ввалились, глаза блестят лихорадочно, может плакал снова?

— Мой мальчик, — пытаюсь улыбнуться я. — Мы скоро снова вместе будем, только будь сильным ради мамы пожалуйста…

— Мама, забери меня, забери я всегда буду слушаться и игрушки свои убирать…

Он не плачет. Словно устал уже. В детских глазах страх. Его попытки предложить что-то взамен своего счастья убивают меня.

— Мама заберёт тебя, если будет умницей, — зло сказал Виктор. — А пока она, блять, плохо себя ведёт! Не думай, Мирочка, что я из-за тебя твоего сына пожалею. Слишком большое ставки в этой игре, моя жизнь на кону. Мне моя жизнь дороже жизни твоего выблядка.

Поднимает Серёжку за шкирку. Виктор раздобрел, но все ещё очень силен, и мой сын в его руках такой маленький. Как спичка — чуть надави, и переломается навсегда пополам.

Барахтается, пытаясь высвободиться, даже, дотянувшись, пнул моего мучителя. Мне закричать хочется, и сил нет. Хочу остановить все это, но путь только один.

А потом лицо Серёжки бледнеет. Кулаки сжимает. Вижу, как напрягается его грудь, в попытке вдохнуть. Приступ начинается у него, а дышать не могу я, пусть и нахожусь в нескольких сотнях километрах.