Я хотела спросить, как Настя сюда попала. Андрей говорил, что ее достали из какой-то жуткой дыры. Но передумала — у всех за плечами своя история. А я не Гюго, мне чужих трагедий не надо. Своих хватает, хоть, блин, на зиму соли. Вместо этого я сказала:
— Мы вообще-то не общаемся с Глебом Николаевичем… Я его даже вижу не каждый день.
— А я, думаешь, сразу в койку прыгнула? — Настя выразительно закатила глаза. Неожиданно в них промелькнула мечтательность, щеки тронул легкий румянец. — Знаешь он какой, когда захочет… Я ни о чем не жалею. А теперь время осеннего селфи!
Новая Настя исчезла, ее место заняла знакомая звезда Инстаграма, с которой я встретилась в первый вечер приезда на базу. Она сложила губы уточкой, втянула щеки и направила на себя смартфон, ловя удачный ракурс. Мне стало легче. Как будто я опять подглядывала в чужое окно за чем-то очень личным. Но штору задернули, спрятав тайную жизнь обитателей квартиры от любопытных глаз.
На обратном пути я твердо решила не думать о Глебе Николаевиче и не искать с ним встреч. Вот так, утром решила одно, а вечером — другое, и плевать. Мое дело — учиться, работать и ждать, когда закончиться эпопея с заводом. Это не мой мир. Он — не мой человек. И дело было даже не в том, что слова Насти подтверждали рассказ Андрея. Меня бесила всеобщая убежденность, что я просто не могу в него не влюбиться. Никто даже в теории не предполагал, что у меня может быть другой вкус, или я вздыхаю по однокласснику Вите, или мои гормоны пребывают в глубокой спячке и я вообще пока никого не хочу. Да, он обладает брутальной мужской красотой, действующей на баб, как магнит на железную стружку. А вдруг мне не нравятся такие мужики, и я тащусь от корейских поп-групп? Где, блин, в конституции прописано, что меня не может раздражать его борода или привычка говорить с сигарой во рту?!
Меня охватила такая злость, что первую проверку решения на прочность я выдержала с честью. Домой я возвращалась в полной темноте. На подступах к террасе даже разулась, чтобы не шуметь, мягко заскользила по каменным плитам.
— Саша?
Я замерла на месте, мечтая слиться с тенью. Черт бы побрал эту Глебову привычку неподвижно торчать на террасе без света!
— Как твои дела? — в голосе прозвучал искренний интерес. — Мы давно не виделись.
— Нормально, — я попыталась прошмыгнуть в комнату, но широкоплечий силуэт невзначай перегородил путь. Светло-серое облачко дыма, звездочка тлеющего табака. Жест, с каким Глеб подносил сигару ко рту (указательный и средний палец слегка расставлены, образуя знак победы), был мне знаком. Слабый свет луны падал на его лицо с правой стороны, подчеркивая жесткие линии лба, носа и тяжелого подбородка. Левая сторона, разделенная полоской шрама, утопала в густой тени. Мне стало не по себе.
— У меня планшет стал тормозить после обновления, не посмотришь?
Я слегка расслабилась. Вот оно, извечное проклятье врачей, с некоторых пор перекинувшееся на «компьютерщиков» всех мастей. Едва новый знакомый узнавал о моей профессии, как все разговоры начинали сводиться к тому, что у него поломалось, заглючило и подвисло за последние десять лет. Планшет проще всего перепрошить, откатив назад последнее обновление.
— Без проблем.
— Пойдем, — Глеб Николаевич двинулся к своим апартаментам, явно ожидая, что я последую за ним.
А вот этого не хотелось. Близкое присутствие Глеба и так начинало подтачивать мою решимость, а уж если мы войдем к нему в комнату и сядем на диван…
— Лучше принеси сюда, я попозже посмотрю. Сейчас некогда, по учебе много накопилось.
Лицо мужчины осталось неподвижным, но почему-то мне показалось, что он разочарован. Глеб беззвучно развернулся и ушел, вернувшись через полминуты с дорогим планшетом в чехле из тисненой кожи.
— Спасибо.
— Да пока не за что, — кинула я, наконец-то получив возможность спрятаться за дверью. Меня и правда ждали две полуторачасовых записи лекций и лабораторная работа. Хорошо, когда есть дело, на которое можно переключиться. Сегодня я поступила правильно, надо и дальше придерживаться похожей политики.
Но на следующий день все пошло наперекосяк. В обед на террасе собралось много людей…