На место уволенного системного администратора так никого и не нашли. Я ради интереса спросила про зарплату — для нашего региона она оказалась на диво хороша. Но сисадмин должен был жить и работать на базе, это многих отпугивало. Претенденты приезжали, смотрели на колючую проволоку, на мордатых мужиков в камуфляже, чесали репу и от греха уезжали домой, даже не дослушав про надбавки и соц. пакет. Тут Дамир удивил меня во второй раз — предложил поработать на полставки до тех пор, пока не найдется постоянный специалист. Сначала я отказалась — куда мне, я же только учусь. Но, углубившись в вопрос, передумала. Система была прекрасно отлажена, и для того, чтобы поддерживать ее работоспособность, начальных навыков вполне хватало. Может, мой предшественник был и не очень умен, раз позволил себе подкатывать к девушке босса, но дело свое знал хорошо.
Теперь мой день выглядел так. Вставала я рано, в семь утра. Принимала душ, делала легкую разминку. Потом шла на террасу, где для меня оставляли тарелку с бутербродами и кофейник. Завтракала в одиночестве. Глеб с Дамиром вставали еще раньше, затемно уходив по своим наемническим делам. Настя просыпалась после полудня, да и с наступлением холодов предпочитала отсиживаться в апартаментах. Андрей же и прочие знакомые с базы жили в казармах и питались в столовой.
Утреннее одиночество меня не тяготило. Мне нравилось смотреть на воду, увлекавшую за собой по течению палую листву. Прохладный воздух приятно бодрил. Иногда ветер приносил особые запахи базы — мокрого асфальта, бензина, дыма сгоревшей солярки. Но чаще пахло дождем и последними розами, высаженными на террасе в больших терракотовых горшках. После завтрака я отправлялась на свое рабочее место, где проводила ежедневную проверку систем. Информация со сканеров, датчиков и камер наблюдения собиралась воедино, многие каналы дублировали друг друга. Если какой-то датчик выходил из строя, ошибка сразу была видна. Единственным местом на всей базе, где не было ни одной камеры, оставался хозяйский коттедж. Я однажды спросила Дамира, почему, но он только скорчил рожу, как от зубной боли. Еще пара часов уходила на обработку заявок, обычно со склада, где не все дружили с системой один-эс. К двумя часам я заканчивала и шла на обед. В столовой я подружилась с доброй поварихой Наргизой, и теперь не знала отказа ни в дополнительной ложке подливы, ни в лишней трубочке с заварным кремом. А еще Наргиза заворачивала мне с собой пирожки или бутерброды, чтобы перекусить после тренировки.
После обеда меня ждал целый час свободного времени. Пока было тепло, я плавала на мелководье или бродила вдоль берега. Когда похолодало, валялась на кровати с книжкой в руках. Прочитала про эту Козетту. Ну что могу сказать… Не экономил товарищ Гюго на бумаге, еле домучила. И нет, чтоб про любовь побольше написать, так там одни страдания. За какой-то несчастный кусок хлеба человек почти двадцать лет на каторге отпахал! Вдоволь назевавшись над Козеттой, я шла на тренировку, и это была моя любимая часть дня.
Андрей показал площадку для занятий боксом, совершенно пустую в любое время суток. Когда-то рядом располагались казармы, но потом их перенесли, и бойцы стали ходить в новый спортзал. Почему старый не снесли, не знаю. Может, оставили, как запасной. А может, просто забыли. В зале никто не убирался, но свет горел, вода из крана лилась. Был там и маленький боксерский ринг с мягким настилом, и подвешенный на анкерах мешок, и шкаф со всякой мелочью, вроде скакалок и перчаток общего пользования, воняющих, как старая конюшня. Как-то так сложилось, что каждый день мы с Андреем приходили сюда на тренировку. Сначала разминались, затем устраивали небольшой спарринг. Андрей оказался отличным партнером: не уходил в неконтролируемую агрессию, чувствовал соперника, не наседал, если я ошибалась, но и не поддавался. Как боец, он был лучше всех, кого я видела. Он двигался… Я даже не знаю, как описать. Он двигался, как танцор — мягко, пластично, демонстрируя идеальное чувство равновесия. Занимался он всегда босиком и в легкой майке без рукавов, даже когда в зале стало совсем холодно. Особенно мне нравилось смотреть, как он делает растяжку. Андрей легко садился на шпагат, вставал с мостика, плавно перекатывался через голову, тренируя вестибулярный аппарат. Одним движением вскакивал на ноги из положения лежа. Когда он откидывался назад, разминая поясницу, майка задиралась, обнажая плоский белый живот с темной дорожкой волос.
Не подумайте лишнего, Андрей мне нравился как хороший человек, и только. Но с каждым днем все больше и больше. Когда он был в настроении, то смешно шутил и охотно отвечал на вопросы, сыплющиеся из меня, словно горох из дырявого мешка. Интересовался учебой, советовал, какие книги почитать (хотя после Козетты я не слишком доверяла его вкусу). Принес в зал переносную колонку, и мы по очереди ставили любимую музыку. Я выбирала что попроще, Монгол Шуудан или Сектор Газа. Он — что-то авангардное на английском, полную тягомотину, честно говоря. А еще я заметила, что Андрей тоже недолюбливал Дамира. Только я делала это инстинктивно, как кролик, учуявший приближение хищника подвижным треугольным носом. У Андрея, похоже, имелись основания повесомей, но вытянуть подробности я так и не смогла.
От большого босса после всего услышанного я старалась держаться подальше. Не буду врать, это было нелегко. Иногда хотелось махнуть рукой, да гори оно все огнем, и постучаться вечером в его комнату. Пусть я всего лишь шаблон, тень среди нетей, бусина на ожерелье. Лучше недолгое счастье, чем никакого, верно? Почему я должна отказываться от единственного шанса приблизиться к хозяину базы? А мне хотелось к нему приблизиться. Хотелось провести рукой по его лицу, от упрямо сведенных бровей до острой складки у края губ. Проверить, колется ли его борода, шершавый ли на ощупь шрам, какой вкус у его кожи. Однажды я подсмотрела в окно, как он снимал рубашку. Глеб расстегнул манжеты, ловко пробежался по пуговицам сверху вниз, от воротника до подола. Я не могла отвести взгляда от высвобождающейся полоски загорелой кожи, ярко выделявшейся на фоне белой ткани. Правая пола сместилась в сторону, приоткрыв четко выраженную косую мышцу, уходящую под ремень. Мужчина скинул рубашку, оголяя плечи. При каждом движении мускулы так и перекатывались под кожей. Я застыла с открытым ртом, позабыв, что надо дышать. Наверное, именно так зеваки смотрели на первый полет братьев Райт. Что-то почувствовав, Глеб поднял взгляд на окно. Пришлось шмыгнуть в сторону, очень надеясь, что из освещенной комнаты в сумраке вечера ничего не разглядеть. В ту ночь я долго ворочалась без сна. Несколько раз вставала и выходила на террасу. Но, ощутив уличный холод, всякий раз трусливо возвращалась назад. Кровать казалась раскаленной жаровней, на которой невозможно найти удобную позу. Поспать удалось только перед рассветом, когда на грешные мысли просто не осталось сил. Я решила этим же вечером под любым предлогом напроситься в гости, но во время прогулки по пляжу встретила Настю.
Девушка стояла у кромки воды, кутаясь в большой платок. Ветер трепал длинные волосы, свободно распущенные по спине. Я хотела незаметно уйти и даже сделала первый крадущийся шаг, но Настя обернулась и окликнула меня по имени. Я застыла посреди тропы: яркие кеды до самых щиколоток перемазаны в жидкой грязи, из-под распахнутой ветровки высовывается толстый теплый балахон. Некоторое время мы молча таращились друг на друга. Я вспомнила слова Андрея про то, какой Настя была раньше, и попыталась отыскать на гладком лице следы того самого большеглазого олененка. Сегодня на ней было мало косметики, и что-то такое просвечивало — трепетное, настоящее.
— Не убегай, — девушка повернулась обратно к реке и подняла повыше платок, прикрывая шею от холодного ветра. Сейчас, когда ее лицо было спокойным и расслабленным, мы с ней выглядели почти ровесницами. — Нам надо поговорить.
— О чем? — я решила поиграть в дурочку и даже почесала обросший за месяц затылок.
— Подойди поближе, неудобно перекрикиваться.
Не знаю, почему, но я послушалась — подошла и встала рядом, глядя, как у самых подошв кед колышется тяжелая осенняя вода. У реки было прохладнее, чем наверху. Я натянула на ладони длинные рукава балахона, покосилась на стоявшую рядом девушку. Кожа на ее слишком пухлых губах натянулась — Настя улыбалась, явно заметив мое смущение.
— Успокойся, я не злюсь и не ревную. Я знаю, что живу с Глебом последние дни. Лишь бы учебу закончить, а там можно и эстафету передавать, не жалко.
Что не жалко, я не поверила. Пухлые, как два вишневых вареника, губы улыбались, а в глазах не было и намека на веселье, сплошная тоска. Но спросила я о другом.
— Ты на кого-то учишься? — я не сумела скрыть удивления. Настя и учеба упорно не вязались в моей голове. Разве что какие-нибудь курсы бьюти-блогеров или там «Как выйти замуж за миллионера, если ты красивая, а больше ничего не умеешь».
— Да, на бухгалтера. Что, не похожа? — Ветер подхватил и унес еще один печальный смешок. — Глеб оплачивает хорошие дистанционные курсы, через месяц получу корочки. Придется тебе потерпеть с официальным статусом. Думаю, он позволит мне доучиться. Он после Анжелики боится девчонок в никуда отправлять, всем дает какой-то старт. Что бы тебе про Глеба не говорили, а мужик он порядочный.
— Никто мне ничего не говорил, — на всякий случай соврала я. Мало ли, вдруг это проверка на лояльность или выявление главных сплетников базы.
— Скажут еще. Жорик, например. Или Андрей. Мой тебе совет — не надо с ним водиться, ничего хорошего из этого не выйдет. Не понимаю, почему Глеб до сих пор его при себе держит. Ой, плевать, скоро все эти тайны мадридского двора будут от меня далеко.
— Куда поедешь? — спросила я безо всякого интереса, только чтобы поддержать затухающий разговор.
— Не знаю, — Настя пожала плечами. — Наверное в Новосибирск, у меня там тетка живет.