За отсутствием иных руководителей бразды правления подобрала особа, наиболее приближенная к пропавшей, мамушка Матрена. Женщина она была, бесспорно, хорошая, добрая, но, к сожалению, излишне активная и бестолковая. Вместо того, чтобы просто собрать и опросить местных обитателей, она сама носилась по всей территории имения, каждому встречному рассказывал о несчастье, заодно пускала слезу и вносила в поиски Прасковьи максимально возможную нервозность и дезорганизацию. Пришлось, чтобы попусту не терять время, вырвать руль из ее любящих, но ненадежных рук и самому организовать опрос возможных свидетелей.

Не думаю, что выскажу оригинальную мысль, но мне кажется, ни одно преступление нельзя совершить, совсем не оставляя следов. Тем более, когда дело касается неподготовленной акции. А времени для продуманной и тщательной подготовки похищения у злоумышленников быть не могло. Здесь мы с Прасковьей появились ночью, об этом они могли узнать в лучшем случае ближе к утру или после рассвета. Судя по покушению на меня, они и пошли самым простым, силовым путем. Отсюда можно было предположить, что и девушку похитили так же безыскусно. Вопрос был только в том, где это произошло, если близко от дома, то свидетелей отыскать будет несложно, далеко — придется потерять на опросы окрестных жителей очень много времени.

В любом случае первым делом нужно было выяснить, когда Прасковью видели в последний раз, и каким путем она отсюда ушла. Этим я и занялся, преодолевая активную помощь мамушки. После некоторых усилий, мне удалось собрать вместе всех местных обитателей.

Когда все взрослое и подростковое население оказалось вместе, я задал общий вопрос, кто сегодня утром видел хозяйку. Как обычно, желающих сознаться не нашлось. Главное правило нашего выживания: «Моя изба с краю, я ничего не знаю», сработало и на этот раз.

— Пусть встанет тот, кто сегодня видел Прасковью, — во второй раз предложил я собравшимся.

Опять ответом было общее молчание. Тогда я решил попробовать простенький психологический прием.

— Сейчас каждый по очереди будет вставать и говорить, видел или не видел хозяйку. Кто мне соврет, того я заколдую и превращу в жабу, — совершенно серьезно сказал я. — Начинаем с левого края.

Дело двинулось, хотя и со скрипом. Всего, считая детей, здесь собралось больше пятидесяти человек, часть из них элементарно не понимала, что я от них хочу, и таким пришлось объяснять и задавать вопросы индивидуально, да еще не по одному разу. Тягомотина с таким опросом получилась большая, но кое-что выяснить удалось.

Несколько человек сознались, что видели, как девушка утром шла на зады двора. Один мальчишка даже указал, через какой лаз она покинула имение. Однако на этом все и застопорилось.

Теперь, когда я сам увидел всех местных жителей, несколько человек мне показались весьма подозрительным.

Трудно объяснить, что в них не нравилось. Скорее всего, такое интуитивное чувство недоверия появляется от комплекса мелких незначительных признаков в поведении, манере говорить, смотреть, уклоняться от прямых ответов.

Когда все ответили на единственный вопрос, и никто так и не превратился в жабу, пришлось пойти нетрадиционным путем. Я вспомнил, как ловил вора один из героев рассказа Джека Лондона, и решил попробовать тот же способ.

Первым делом я отделил мужчин от женщин и детей. Последних отправил спать, а мужчин попросил остаться. Когда те ушли, я попросил Матрену принести с кухни старый чугунный горшок. Никто не понимал, что я задумал, и в горнице стояла тягостная, напряженная тишина.

— Следи, чтобы никто не ушел, — попросил я Сидора, а сам пошел переодеваться в колдовское платье. Соответствующий антураж играл в таком деле не последнюю роль.

Переодевание заняло минут двадцать, что должно было хватить предателю почувствовать себя не в своей тарелке. Когда я вернулся в горницу, прекрасный закопченный чугун уже стоял посередине стола. Мое театрализованное появление произвело ожидаемый эффект и еще больше накалило обстановку. Теперь главным было запугать публику. Я, как и в прошлые «сеансы» магии, зажег четыре свечи и поставил их по краям стола, чтобы подробности моего наряда были хорошо видны зрителям. Ну, а после этого начал выплясывать вокруг стола, произнося «страшные» заклинания.

Если быть честным, то шаманский танец у меня получился не так чтобы очень впечатляющий, но свечи, наряд и напряженная обстановка, восполнили недостатки таланта исполнителя.

Когда необходимые обряды были совершены, я картинно поднял руки, так, чтобы походить на черного ворона. К этому моменту мужики окончательно сомлели и таращились на происходящее с мистическим ужасом.

— Я вижу, как один из вас предает хозяйку, — замогильным голосом объявил я, упирая слепой взгляд в потолок. — Пусть он сам во всем сознается или его ждет страшная кара!

К сожалению, желающих сознаться не нашлось. Тогда мне пришлось перейти к последней сцене комедии:

— Вы видите этот чугунный горшок? — спросил я публику.