— Не надо никаких «но». Слава Богу, что тебя не угораздило замараться в той дряни, что едва не учинили Владимир с Николашей. А Балк в это время спасал Мишкина. И не один раз. Он сделал это ТРИЖДЫ! Трижды, Алеша. Причем — в бою. Просто задумайся об этом на досуге.
Первым человеком, которого доктора допустили в палату к Кате, была Великая княгиня Елисавета Федоровна. Благодаря девушку за сохранение жизни своего мужа, она разговорилась с его спасительницей. Расстались они без пяти минут подругами. Супруга Сергея Александровича была просто очарована серьезностью и умом девушки, отметив про себя: «Удивительно, как правильно наш милый маленький принц ее описал. Все так: честна, не жеманна, начитана, хороша собой. И восхитительно мила!»
На следующий день, когда они с Сергеем Александровичем приехали к Катюше уже вдвоем, возле центрального подъезда углового, женского корпуса Обуховской больницы великокняжескую чету ожидал сюрприз: навестить выздоравливающую приехал не кто-нибудь, а лично брат Государя Императора, Михаил Александрович.
Прискакал, вернее сказать. Поскольку по возвращении с Японской войны, Михаил предпочитал передвигаться даже по столице не в экипаже, а верхом! Причем обычно, с эскортом из двух-трех друзей-адъютантов, кавалерийских офицеров, с которыми сошелся достаточно близко во время войны. В этот раз вместе с ним были ротмистры фон Эксе и Маннергейм, а также поручик Плешков. Их благородные, холеные кони, были заботливо укрыты руками больничных служащих теплыми байковыми попонами от холодного весеннего ветерка. Но что-то тут их не устраивало. Нервно косясь друг на друга и прядая ушами, они возбужденно перефыркивались у коновязи.
Но на Регенте и его офицерах перечень посетителей не исчерпывался. Неподалеку от крыльца ожидали своих хозяев два весьма презентабельного вида парноконных экипажа, принадлежащие людям не среднего достатка.
— Ну, вот, дорогая, ты говорила, что едем слишком рано, — улыбнулся Великий князь, — Как видишь, тут у Катюши уже почти десяток визитеров набрался. И как минимум один воздыхатель.
— Сережа, а это точно карета принца Чакробона?
— Чья же еще? Пойдем скорей, иначе господа-гости могут нашу Катеньку утомить. И эскулапы рассердятся. Могут нас с тобой к ней и не пустить. Как опоздавших.
В приемном покое с великокняжеской четой почтительно поздоровались адъютанты Михаила, которые до этого о чем-то оживленно толковали в полголоса. Старшая сестра отделения, по лицу которой можно было прочесть, что после появления в больничных коридорах Обуховки брата Императора, удивить ее может лишь прибытие Папы Римского на ковре-самолете, отвела, оставивших свою верхнюю одежду в вестибюле, Сергея и Эллу в палату к «выздоравливающей девице Десницкой».
Катюша выглядела уже довольно сносно, на щеках у нее даже играл легкий румянец. Хотя и не было ясно, что больше способствовало его появлению, — крепкий организм молодой девушки, способный давольно быстро перебороть последствия даже серьезных ранений, или смущение от внимания и участия столь высокопоставленных особ.
В тот момент, когда в палату вошли новые посетители, Катюша довольно оживленно беседовала с сидящей рядом с ней молодой, изящной дамой, по-видимому, подругой Десницкой. С другой стороны кровати, на стуле сидел принц Чакробон, с благоговением держа в своих руках правую руку Екатерины. Один из больничных столиков украшал огромный букет алых роз. И было без лишних рассуждений понятно, кто именно с ним сюда прибыл. А у окна, о чем-то своем, полушепотом переговаривались трое молодых мужчин. Один в форменном студенческом мундире, второй в форме капитана ИССП, и третий возвышавшийся над обоими своими собеседниками чуть ли не на голову, Государь Регент, Великий князь Михаил Александрович.
Едва увидев вошедших, капитан опричников с коротким поклоном в адрес Эллы и Сергея поставил возле изголовья выздоравливающей еще один стул, жестом пригласив Великую княгиню присесть и присоединиться к разговору с Екатериной.
«Умно, ловко и галантно, — отметил про себя Великий князь, покосившись на свою недееспособную руку, покоящуюся на перевязи, — Видимо, это и есть тот самый Василий Александрович Балк. Вот уж, как говориться, где бы было встретиться…»
Глава 6
Добрый вечер, трусишка…
Набравши силу к вечерним сумеркам, зюйд-вест тугим потоком прохлады освежал разгоряченное лицо. Головная боль потихоньку отпускала. Не стоило, конечно, принимать на грудь больше той нормы, которую он сам себе определил на рабочий период…
«Страшно подумать, как давно это было. Хотя, если быть точным, „давным-давно“ этому на днях стукнуло девяносто лет тому вперед. Но было! А такие решения из числа не отменяемых, — Василий тяжко вздохнул, — Ставим себе на вид. Замечание Вам, любезный. Впредь — потрудитесь исполнять и соответствовать. Зарок, выстраданный в госпитальной палатке Ханкалы в том „далеком далёко“, которое вспоминается все реже, обычно в силу необходимости, жизнь Вам, да и не только Вам, здесь уже пару раз спасал».
Солнце садилось. Небо на западе и облака на нем светились живой, неповторимой палитрой плавно перетекающих друг в друга оттенков, от иссине-фиолетового до нежно-розового и огненно-золотого. Умеет же порадовать глаз морехода северная Атлантика в те редкие весенние вечера, когда ей бывает угодно смирить свой суровый норов и блеснуть благородной, нордической красотой.
Как же сладок этот терпкий, океанский воздух! Как прекрасен этот не загаженный свалками и смогами сгорающей нефти мир. И как прекрасна, и сладка та, которую мир этот подарил ему. Та, цвет чьих дивных волос ослепительно сияет сейчас перед глазами в нижней кромке закатных облаков. Единственная, неповторимая и желанная женщина, от которой волею судеб он сейчас уплывает все дальше, и дальше…
«Солнышко мое, счастье мое рыженькое, как же я по тебе уже соскучился…