Позднее, вернувшись в лабораторию и библиотеку Эдмонтона, Битти удалось сложить воедино все фрагменты этой головоломки. Сэр Эдвард Бельчер стал первым, кто сделал попытку раскопать могилы — впрочем, неудачную. В октябре 1852 г., наткнувшись на слой вечной мерзлоты, его люди сдались, убрав лишь несколько дюймов почвы. Через месяц члены частной поисковой экспедиции все же провели эксгумацию Хартнелла. Руководил этими поисками командор Эдвард Инглефельд, которого сопровождал доктор Питер Сазерленд. Именно он предлагал провести эксгумацию еще за два года до этого, во время поисковой экспедиции под командованием капитана Уильяма Пенни. Инглефельд имел солидный арктический опыт. В 1853 г. его наградили арктической медалью Королевского Географического общества. Во время наградной речи сэр Родерик Мерчисон (руководитель Общества) сообщил об эксгумации. Запись той речи грешит неточностями и приукрашиванием:

«Командор Инглефельд, находясь в частной экспедиции, решил раскопать мерзлую землю, чтобы убедиться, в каком состоянии эти люди были преданы земле. Открыв один из гробов, он практически нашел то, что искал. На глубине шести футов (1,8 м), достигнутой им с большим трудом, пробившись сквозь твердую, как скала, вечную мерзлоту, они нашли гроб с именем У. Хартнелла в отличном состоянии — как будто его только что привезли на сельское английское кладбище. Каждая пуговица, каждое украшение были в полном порядке, и, что наиболее важно, — тело, отлично сохранившееся в условиях интенсивного холода, не проявляло никаких признаков цинги или другой злокачественной болезни, но явно свидетельствовало о том, что это человек умер от чахотки — болезни, к которой, как впоследствии выяснилось, умерший был ранее склонен».

Экспедиция Инглефельда была одной их тех, что организовывала леди Франклин. Экипаж из семнадцати человек на шхуне «Изабель» прибыл на остров Бичи 7 сентября 1852 года. Вот как Инглефельд описывает свои впечатления в дневнике, впоследствии опубликованном:

«Грустный символ бренности бытия — могила — попался мне на глаза, пока мы брели по острову, по колено в снегу. Тщательно исследовав место последнего упокоения трех людей Франклина, мы не обнаружили ничего, о чем бы до сего времени не знали. Мой компаньон сказал мне, что на одной из могил постоянно видели огромного медведя: он сидел там, в молчаливом бдении над телами усопших».

В дневнике Инглефельда нет описания эксгумации Хартнела. По непонятной причине записи заканчиваются на моменте, когда он и Сазерленд закончили обед с офицерами «Норс Стар», и возобновляются со времени отправления судна «Изабель» с острова Бичи вскоре после полуночи: «…прекрасная луна освещала нам путь к любимым берегам нашей родины». Неопубликованное письмо, написанное Инглефельдом к контр-адмиралу сэру Фрэнсису Бофорту 14 сентября 1852 г., заполняет этот пробел:

«Мой доктор ассистировал мне, и я нащупал руку и лицо бедного Хартнелла. Он был одет в хлопковую рубашку, и, хотя темная ночь не позволяла нам разглядеть все как следует, мы смогли определить на ощупь, что причиной смерти было истощение. Это была трогательная и торжественная сцена на тихом, заснеженном берегу прославленного острова Бичи, когда мы вдвоем стояли там в полночь. Бледная луна смотрела сверху на нас, а мы молча работали кирками и лопатами, пытаясь раскопать промерзшую могилу, где покоился товарищ наших пропавших соотечественников, высекая снопы искр с каждым ударом кирки. Мы не нашли ничего странного — только кусочек толстого сукна в нижней части крышки гроба. Я осторожно вернул все на место. Единственное, что я позволил себе взять с собой — это табличку, прибитую к крышке гроба, и лоскуток материи, которой был обит гроб».

Как показали исследования 1984 года, это удивительное письмо точно описывало все, что случилось, вплоть до изъятия фрагмента ткани. Это было то самое свидетельство, которое требовалось для объяснения истории вскрытия могилы, причины повреждений и загадки отсутствия таблички и лоскута материи.

Другое письмо, написанное Инглефельдом 14 сентября и адресованное Джону Барроу-младшему в Адмиралтейство, отличалось от того, что он написал Бофорту. В нем объяснялось, что командор нанял не только Сазерленда, но и шесть офицеров, скрыв эксгумацию от своих матросов, поскольку опасался «суеверных чувств моряков». Самое примечательное в этом следующее: в письме к Бофорту причиной смерти Хартнелла командор называет «истощение», а в послании к Барроу Инглефельд выражается уже не так определенно:

«В первую очередь меня волновала возможность исследовать тело и подтвердить причину смерти. И хотя мы сделали все от нас зависящее и приложили все усилия, но смогли только расчистить середину, снять с крышки гроба медную пластинку и обнаружить, что вместе с телом в гроб не положили ничего, что могло бы дать нам ключ к пониманию участи его товарищей. Вот и все, что нам удалось сделать в условиях сильного мороза, разыгравшегося к полуночи».

Инглефельд заканчивает свое письмо Барроу просьбой сохранить все это в тайне, «поскольку в силу предрассудков некоторые сочтут эти работы святотатством, хоть мы их и совершали с благими намерениями». Если внимательно изучить распорядок жизни экипажа в тот день, то нет никаких сомнений, что Инглефельд провел на захоронении всего три или четыре часа до полуночи — назначенного часа отплытия «Изабель», хотя в его отчетах указано, что он вернулся на борт корабля к часу ночи.

К концу полевого сезона 1984 г. не осталось никакой надежды на то, что хватит времени на проведение эксгумации Хартнелла и Брэйна. Стало ясно, что команде ученых придется вернуться на этот арктический остров еще раз, чтобы завершить начатое.

После того как Хартнелла сфотографировали, началось восстановление первоначального вида могилы. Крышку гроба уложили точно так же, как она была расположена. Сверху ее засыпали топким слоем гравия, а питом укрыли все ярко-оранжевым брезентом. Стоя вокруг могилы с лопатами в руках, они заметили, каким ярким пятном выглядел этот светящийся брезент на фоне серой тихой могилы. «Похоже, у нас не будет проблем с поисками в следующем году», — сказал Коуэлл.

После восстановления внешнего вида захоронения команда стала готовиться к возвращению домой. Самолет должен был прилететь за ними через два дня. Оставалось достаточно времени на сборы, уборку территории, на дополнительные исследования, а также на то, чтобы хоть как-то попытаться «осмыслить» полученные результаты. Коуэлл и Русзала сходили в 35-километровый (22 мили) поход на мыс Рили и вернулись обратно, а Дамкьяр и Карлсон поднялись на гору на краю острова.

Битти проводил свободное время в одиночестве, устремив взгляд на бухту Эребус. Он вспоминал один из отчетов о ранних посещениях острова Бичи. Этот визит нанес исследователь и первооткрыватель Руаль Амундсен в августе 1903 г. Пытаясь пройти Северо-Западным проходом, он сделал остановку на острове Бичи, чтобы почтить память Франклина. Амундсен позднее писал в своих воспоминаниях под названием «Северо-Западный проход», что испытал «глубокое, торжественное чувство от того, что был на святой земле». Он представил себе, как «Эребус» и «Террор» готовились тут к зимовке, а также задумался о причинах стольких смертей в экспедиции: «Темные очертания крестов над могилами явились перед глазами как молчаливые свидетели моего присутствия. Призрак цинги впервые проявился в этом месте, и он призвал к себе если не большинство, то по крайней мере достаточную часть людских жизней». На острове партия Амундсена «восстановила единственное упавшее надгробие». На своем маленьком суденышке «Йоа», которое бросило якорь в бухте Эребус, Амундсен пытался принять важнейшее решение — какой маршрут ему предпочесть? И он выбрал правильный путь, став первым человеком, который успешно прошел по всему Северо-Западному проходу. Об экспедиции Франклина Амудсен писал, отдавая дань его подвигу: «Давайте поставим им памятник, более прочный, чем камень — в знак признания того, что именно они были первооткрывателями Прохода».

Вспоминая свои летние исследования, Битти все больше понимал, что хорошая сохранность тел моряков Франклина гарантирует успех его собственной экспедиции. В том, что за предстоящие месяцы работы в лаборатории на поверхность всплывут новые сведения о судьбе Франклина и его команды, сомнений у него практически не было.

Последний день пребывания ученых на острове Бичи, 26 августа 1984 г., выдался теплым и солнечным. Палатки быстро свернули и собрали все оборудование. Разровняли гальку на месте лагеря и собрали последние обрывки бумаги. Затем Битти дал радиограмму управляющему базы «Полар шельф» в бухте Резолют, и за ними выслали самолет. В последний момент успели отснять несколько завершающих кадров. Чтобы сделать групповую фотографию всех членов экспедиции сразу, пришлось установить штатив. И в это самое время с запада послышался звук самолета.

Надо сказать, что в Арктике отношение к самолетам особое. Люди, чем бы они ни были заняты в тот момент, вдруг поднимают вверх головы и говорят друг другу: «самолет летит». Еще ничего не видно и не слышно, но все бросают свои неотложные дела и начинают вглядываться в небо. Обычно вначале нет никаких признаков его приближения, но все уже уверены: самолет летит. Это своего рода шестое чувство. И через несколько секунд действительно становится слышен не оставляющий никаких сомнений звук мотора.

Вскоре над головами ученых пролетел «Твин Оттер». Все замахали руками, достали фотоаппараты и следили за тем, как самолет сначала проскользнул мимо, затем развернулся и наконец пошел на посадку.

Уже сев в самолет, Битти смотрел на место их работ. За предыдущие две недели он сделал сотни снимков всех трех могил и даже заглянул в две из них, но все равно его не оставляло странное желание фотографировать их еще и еще раз сквозь запотевшее и поцарапанное стекло «Твин Оттер». Не успел он нажать спуск и настроить фотоаппарат для второго снимка, как самолет начал выруливать на взлет. С ревом, дернувшись пару раз, он поднялся в воздух и развернулся по курсу. Секундой позже они уже летели над заливом Юнион, направляясь к острову Корнуоллис, видневшемуся на западе. Через сорок пять минут экспедиция в полном составе уже сидела в столовой «Полар шельф» в бухте Резолют, потягивая кофе и наслаждаясь вкуснейшей домашней едой, которую приготовили для них сотрудники базы. Безопасность и комфорт помещений «Полар шельф» вступали в резкий контраст с воспоминаниями о спартанских условиях экспедиционного лагеря, который был их домом в течение нескольких месяцев. Все эмоции, связанные с островом Бичи, ушли на второй план. Интересы людей в эти часы сводились к горячему душу, стирке и знакомству с новостями внешнего мира. Самолет с юга ожидали на следующий день, и это означало, что скоро все они окажутся дома. Полевой сезон прошел успешно, а в лабораториях Эдмонтона их еще ждали удивительные открытия.